Warning: A non-numeric value encountered in /web/zanos/classes/Player/RatingArticle_class.php on line 146
Warning: A non-numeric value encountered in /web/zanos/classes/Player/RatingArticle_class.php on line 146
Warning: A non-numeric value encountered in /web/zanos/classes/Player/RatingArticle_class.php on line 146
Warning: A non-numeric value encountered in /web/zanos/classes/Player/RatingArticle_class.php on line 146
Warning: A non-numeric value encountered in /web/zanos/classes/Player/RatingArticle_class.php on line 146
Warning: A non-numeric value encountered in /web/zanos/classes/Player/RatingArticle_class.php on line 146
Warning: A non-numeric value encountered in /web/zanos/classes/Player/RatingArticle_class.php on line 146
Warning: A non-numeric value encountered in /web/zanos/classes/Player/RatingArticle_class.php on line 146
Warning: A non-numeric value encountered in /web/zanos/classes/Player/RatingArticle_class.php on line 146
Warning: A non-numeric value encountered in /web/zanos/classes/Player/RatingArticle_class.php on line 146
Warning: A non-numeric value encountered in /web/zanos/classes/Player/RatingArticle_class.php on line 146
Warning: A non-numeric value encountered in /web/zanos/classes/Player/RatingArticle_class.php on line 146
Warning: A non-numeric value encountered in /web/zanos/classes/Player/RatingArticle_class.php on line 146
Warning: A non-numeric value encountered in /web/zanos/classes/Player/RatingArticle_class.php on line 146
Warning: A non-numeric value encountered in /web/zanos/classes/Player/RatingArticle_class.php on line 146
Warning: A non-numeric value encountered in /web/zanos/classes/Player/RatingArticle_class.php on line 146
Warning: A non-numeric value encountered in /web/zanos/classes/Player/RatingArticle_class.php on line 146
Warning: A non-numeric value encountered in /web/zanos/classes/Player/RatingArticle_class.php on line 146
Warning: A non-numeric value encountered in /web/zanos/classes/Player/RatingArticle_class.php on line 146
Warning: A non-numeric value encountered in /web/zanos/classes/Player/RatingArticle_class.php on line 146
Warning: A non-numeric value encountered in /web/zanos/classes/Player/RatingArticle_class.php on line 146
Warning: A non-numeric value encountered in /web/zanos/classes/Player/RatingArticle_class.php on line 146
Warning: A non-numeric value encountered in /web/zanos/classes/Player/RatingArticle_class.php on line 146
Warning: A non-numeric value encountered in /web/zanos/classes/Player/RatingArticle_class.php on line 146
Warning: A non-numeric value encountered in /web/zanos/classes/Player/RatingArticle_class.php on line 146
Warning: A non-numeric value encountered in /web/zanos/classes/Player/RatingArticle_class.php on line 146
Warning: A non-numeric value encountered in /web/zanos/classes/Player/RatingArticle_class.php on line 146
Warning: A non-numeric value encountered in /web/zanos/classes/Player/RatingArticle_class.php on line 146
Warning: A non-numeric value encountered in /web/zanos/classes/Player/RatingArticle_class.php on line 146
Warning: A non-numeric value encountered in /web/zanos/classes/Player/RatingArticle_class.php on line 146
Warning: A non-numeric value encountered in /web/zanos/classes/Player/RatingArticle_class.php on line 146
Warning: A non-numeric value encountered in /web/zanos/classes/Player/RatingArticle_class.php on line 146
Warning: A non-numeric value encountered in /web/zanos/classes/Player/RatingArticle_class.php on line 146
Warning: A non-numeric value encountered in /web/zanos/classes/Player/RatingArticle_class.php on line 146
Warning: A non-numeric value encountered in /web/zanos/classes/Player/RatingArticle_class.php on line 146
Warning: A non-numeric value encountered in /web/zanos/classes/Player/RatingArticle_class.php on line 146
Warning: A non-numeric value encountered in /web/zanos/classes/Player/RatingArticle_class.php on line 146
Warning: A non-numeric value encountered in /web/zanos/classes/Player/RatingArticle_class.php on line 146
Warning: A non-numeric value encountered in /web/zanos/classes/Player/RatingArticle_class.php on line 146
Warning: A non-numeric value encountered in /web/zanos/classes/Player/RatingArticle_class.php on line 146
Warning: A non-numeric value encountered in /web/zanos/classes/Player/RatingArticle_class.php on line 146
Warning: A non-numeric value encountered in /web/zanos/classes/Player/RatingArticle_class.php on line 146
Warning: A non-numeric value encountered in /web/zanos/classes/Player/RatingArticle_class.php on line 146
Warning: A non-numeric value encountered in /web/zanos/classes/Player/RatingArticle_class.php on line 146
Warning: A non-numeric value encountered in /web/zanos/classes/Player/RatingArticle_class.php on line 146
Warning: A non-numeric value encountered in /web/zanos/classes/Player/RatingArticle_class.php on line 146
Warning: A non-numeric value encountered in /web/zanos/classes/Player/RatingArticle_class.php on line 146
Warning: A non-numeric value encountered in /web/zanos/classes/Player/RatingArticle_class.php on line 146
Warning: A non-numeric value encountered in /web/zanos/classes/Player/RatingArticle_class.php on line 146
Warning: A non-numeric value encountered in /web/zanos/classes/Player/RatingArticle_class.php on line 146
№ | Статья | Скачиваний | |||||
---|---|---|---|---|---|---|---|
501 | Статья посвящена выявлению и структурно-функциональному описанию «ментальных репрезентаций» пространства города у калмыцкой молодежи в период пандемии. Анализируя ментальные карты, автор выделяет универсальные черты, присущие повествованию о повседневной жизни в условиях ограничений в марте 2020 г., чувствах и настроениях, связанных с пандемией COVID-19, радикально изменившей образ жизни людей, и дистанционным обучением, занятиями спортом и использованием жизненного пространства. Исследование основано на методе ментального картирования, разработанном в работах К. Линча (1960) и Э. Толмэна (1948), где две основные характеристики города как репрезентируемой группы объектов и их отношений – читаемость (ligibility) и воображаемость (imageability) – используются как метод его деконструкции и как способ описания языка о городе. Цель работы – проследить, какой образ формируется в сознании молодежи по отношению к пространствам города Элисты. Исследование проводилось с использованием структурно-функционального метода. Автор приходит к выводу, что трансформация городского пространства под влиянием пандемии COVID-19 связана не только с физическими ограничениями. Автор анализирует, каким образом трансформируются локусы города в плане их пространства и каждодневных практик во время пандемии COVID-19. Собранный материал дал возможность проанализировать также эмоциональное состояние молодых людей, оказавшихся в столь непривычной для них ситуации, оценку ими своего положения и осмысление того, как период пандемии повлиял на образ жизни молодых людей. Ключевые слова: ментальная карта, репрезентация, пандемия, калмыки, молодое поколение, восприятие, город, пространство | 359 | |||||
502 | На примере локальной традиции нижнепечорских староверов-беспоповцев описываются особенности позднего бытования погребально-поминальных причитаний в Усть-Цилемском районе Республики Коми. В исследовании обращается внимание на достаточно позднее изучение причети фольклористами. Сбор причетов производился разными исследователями не систематически. Записи 1929 г. были опубликованы с комментарием лишь в 2013 г., еще одна крупная публикация текстов, собранных в 1942 г., относится к 1962 г. С разной степенью полноты причеты публиковались и в других сборниках. Преимущественно в XXI в. появляются и аналитические статьи. В настоящей статье причетная традиция рассматривается с позиции этнографического исследовательского похода, главное внимание обращается на функционирование жанра, место и роль причетов в погребально-поминальном обряде в конце XX – начале XXI в. Описываются факторы, способствовавшие приобщению причитальщиц к традиционной плачевой культуре. Приводится обрядовая терминология, устойчивые выражения, являющиеся наименованием плачей, свидетельствующие об их исполнении, а также лексика, представленная в плачах метафорическими заменами, эпитетами. Анализируется значение регулирования исполнения плачей относительно времени суток, а также рассматривается ограничение их исполнения по отдельным возрастным и социальным группам. Обращается внимание на локальную особенность исполнения плачей по усопшим, которые прижизненно проявляли неуважение к некоторым представителям семьи и являлись обидчиками, – посредством плача выражались недоброжелательные поступки и действия умершего человека. Статья написана на основе полевых материалов, собранных автором в разные годы в усть-цилемских селах и деревнях, на опубликованных материалах и архивных источниках, хранящихся в Научном архиве Коми НЦ УрО РАН. Ключевые слова: староверы-беспоповцы, погребально-поминальные причитания, плач, плачея, народная терминология, устный рассказ, обрядовая лексика | 354 | |||||
503 | В статье на материале данных, полученных в результате проведения социолингвистических обследований в чувашской и марийской диаспорах Московского региона, рассматриваются языковые практики представителей этнических групп, проживающих в условиях внутренней диаспоры, демонстрирующих высокий уровень языковой лояльности и стремление сохранить этнический язык в качестве одного из ключевых маркеров этнической идентичности. Тем не менее уровень языковой лояльности респондентов не коррелирует со степенью сохранности языка, о чем свидетельствует низкая межпоколенческая передача этнического языка в выборках. Задача по трансмиссии языка детям закрепляется представителями диаспоры за этнической деревней. Особое место в работе отводится анализу языковых идеологий, лежащих в основе подобных языковых практик, и описанию механизма (не)передачи этнического языка, характерного для исследуемых сообществ в условиях города. Наиболее устойчивыми представляются идеология легитимности (аутентичности), «приковывающая» язык к определенной местности, в пределах которой проживают традиционные носители, и идеология анонимности, распространенная в урбанизированной среде и де факто предполагающая, независимо от этнической принадлежности говорящего, использование русского языка в качестве немаркированной лингвистической и социальной нормы. Определяющее значение в процессе непередачи этнического языка в диаспорной среде имеют стереотипы, устоявшиеся представления и убеждения в отношении изучаемых языков, а также отрицательный и травмирующий опыт, прослеживаемый в языковых биографиях опрошенных. Результаты обследований позволяют получить представление о языковой ситуации в чувашской и марийской деревне в диахронии и синхронии и свидетельствуют о том, что этническая деревня в настоящее время не способна справиться с возложенной на нее ранее задачей по бесперебойной трансмиссии языка, поскольку языковой сдвиг затронул и традиционные компактные места проживания данных этнических групп. Автором делается вывод о необходимости пересмотра существующих в диаспорной среде языковых практик в целях выработки новых и более эффективных стратегий по передаче этнического языка, предполагающих – в случае представителей диаспоры – сознательную корректировку актуальных моделей речевого поведения в деревне, а также осознание собственной меры ответственности за передачу языка будущему поколению. Ключевые слова: марийский язык, чувашский язык, этнический язык, Московский регион, внутренняя диаспора, языковые практики, языковые идеологии, трансмиссия языка, языковой менеджмент, языковая политика, языковая ситуация, языковой сдвиг | 353 | |||||
504 | Предлагаемое исследование посвящено историко-антропологическому анализу этнофильма «Бухара» (1927) известных советских кинематографистов – оператора Я. М. Толчана и монтажницы Е. И. Свиловой. На этом характерном для изучаемого периода примере в статье проводится рассмотрение «опытов кинематографистов» в процессе оформления этнографического направления в советском кино. В постреволюционных идеологических реалиях кинематографисты, увлекаемые этнографической экзотикой и романтикой экспедиций, активно апробировали различные подходы в визуализации этничности, конструируя экранный образ «Союза освобожденных Октябрем народов», в чем для подкрепления программ культурных преобразований было заинтересовано партийное руководство, выступая монопольным распорядителем тематических и производственных планов в кинопромышленности. В задачи работы входит описание сюжетов преломления традиционного бытования узбекского общества в ходе социалистического строительства в регионе в середине 1920-х гг., запечатленных в упомянутом фильме. Поскольку неоднородный Восток являлся в раннесоветский период одним из наиболее проблемных регионов в плане проведения программ советизации, на него обращалось специальное кинематографическое внимание. Съемки центральноазиатской киноэкспедиции Я. М. Толчана и последующий монтаж Е. И. Свиловой отдельного фильма «Бухара» рассматриваются в контексте развития большого государственного проекта «Киноатлас СССР» и в связи с параллельными процессами в советской национальной политике. Опорными источниками для исследования стали малоизвестные архивные документы и материалы советской периодической печати. В исследовании применяется эффективный авторский метод прочтения фильма как кинотекста, коль скоро, в связи со спецификой немого кинематографа, фильм «Бухара» представляет собой последовательность из визуальных кадров и титровых надписей, паритетно представленных в киноповествовании. Делаются выводы о фильме «Бухара» как о многослойном визуальном документе своего времени, в частности и о необходимости осмысления феномена советского киноатласа, в целом как уникального явления, породившего массив практических и теоретических данных, востребованных в современных визуально-антропологических программах. Ключевые слова: визуальная антропология, «Киноатлас СССР», этнографическое кино, «Бухара» | 348 | |||||
505 | В статье анализируются половозрастные названия мелкого рогатого скота в алтайском языке и его диалектах в сопоставлении с другими тюркскими и с монгольскими языками. Рассмотрена скотоводческая лексика, которая не зафиксирована в имеющихся словарях и источниках алтайского языка. Актуальность исследования лексики животноводства тюркских языков Сибири, в частности алтайского, определяется, с одной стороны, недостаточной изученностью, с другой – тем обстоятельством, что многие лексические единицы в силу определенных социолингвистических обстоятельств архаизируются или полностью выходят из употребления, иногда заменяются заимствованиями из русского языка. Материалом для исследования послужили все имеющиеся словари по данным языкам, а также экспедиционные материалы, собранные автором во время экспедиции в места компактного проживания носителей алтайского языка в 2022–2023 гг. В ходе исследования установлено, что половозрастные названия мелкого рогатого скота алтайского языка в большинстве случаев являются общетюркскими, различия проявляются на морфофонологическом уровне; в терминах, обозначающих возраст мелкого скота, наблюдаются семантические сдвиги. Имеются также тюркско-монгольские заимствования и более поздние монгольско-тюркские. Сходство в рассматриваемой лексической подсистеме алтайского и хакасского языков, а также некоторые общие черты с монгольскими языками объясняется их ареальной близостью, одинаковыми условиями жизни кочевых народов. Лексические диалектизмы, языковые особенности появляются в ходе исторического развития каждого народа. Ключевые слова: лексика, животноводческая лексика, тюркские языки, алтайский язык, монгольские языки, тематическая группа, сопоставительный анализ | 345 | |||||
506 | Статья посвящена морфологическим каузативам в татышлинском говоре удмуртского языка (Республика Башкортостан). В результате долгого интенсивного контакта с окружающими тюркскими языками – татарским и башкирским – татышлинский удмуртский выработал более сложную систему каузативных показателей, чем литературный. Она включает два суффикса: общеудмуртский -t, а также -ttə̑r, который является тюркским заимствованием и отсутствует в литературном удмуртском. В статье рассматриваются семантические и морфосинтаксические свойства суффиксов. Показано, что два суффикса накладывают разные ограничения на производящие основы, главное из которых заключается в том, что -t в отличие от -ttə̑r может служить вербализатором и присоединяться к именным основам. Еще одно важное различие состоит в том, что -ttə̑r может обозначать как одинарную, так и двойную каузацию. Между тем принципы маркирования каузируемого одинаковы для дериватов с обоими суффиксами и совпадают с литературным удмуртским: каузируемый маркируется аккузативом вне зависимости от аргументной структуры производящего глагола, что противоречит иерархии Комри. Суффиксы могут выражать весь спектр типологически засвидетельствованных частных каузативных значений (фактивное, опосредованное, рогативное), за исключением пермиссивного. Кроме того, в некоторых идиолектах -ttə̑r вводит дополнительную семантику интенсификации или намеренности, что характерно для двойных каузативов. Учитывая его морфосинтаксические свойства и данные других языков, мы предполагаем, что на этапе заимствования этот формант представлял собой две каузативные морфемы, но на синхронном уровне он функционирует как единый суффикс. Таким образом, суффиксы -t и -ttə̑r демонстрируют отличия не только друг от друга, но и от соответствующих суффиксов литературного удмуртского и тюркских языков. Ключевые слова: морфологический каузатив, двойной каузатив, заимствование аффиксов, диалектная морфология, удмуртский язык, тюркские языки | 344 | |||||
507 | Монография Е. А. Давыдовой исследует властные отношения чукотских оленеводов с XIX по середину XX в. Властные отношения оленных чукчей проанализированы автором в повседневной жизни, в родственных отношениях, ритуальных знаниях, во взаимоотношениях с государством. Это первое антропологическое исследование, специально посвященное властным отношениям у чукчей. Ключевым источником книги стали никогда ранее не публиковавшиеся уникальные дневники советского этнографа Варвары Григорьевны Кузнецовой, работавшей в ЛО ИЭ АН СССР в 1940–50-х гг. Постановка темы обусловлена содержанием дневниковых записей, когда их автор оказалась на самой низкой социальной позиции в чукотском сообществе, и поэтому властные отношения невольно нашли отражение в ее дневниковых записях. Успех книги определило сочетание нескольких факторов: малоизученная тема, уникальные полевые материалы, высокий уровень их анализа и интерпретации. Книга Е. А. Давыдовой основана на теоретических работах М. Фуко, Э. Гидденса, К. Вульфа и других зарубежных и российских ученых, а также на исторической, этнографической, антропологической литературе, созданной в XIX–XXI вв. В связи со спецификой ключевого источника автор использовала микроисторический и биографический методы. Знаковые и, казалось бы, хорошо известные особенности чукотской культуры, такие как «товарищество по жене» (групповой брак), гостеприимный гетеризм, обычай добровольной смерти, обычай превращения пола, употребление галлюциногенов и ряд других, Е. А. Давыдовой удалось интерпретировать в контексте властных отношений и таким образом придать им новое измерение. В книге много уникальной информации по чукотской этнографии в хозяйственно-бытовой сфере (использование пространства, пища в контексте ее потребления, свободное время, домашнее насилие и др.); социальных отношениях, когда родство рассмотрено как ресурс и символический капитал. Особая глава посвящена отношениям чукчей с государством. Ключевые слова: полевые дневники В. Г. Кузнецовой, архив Музея антропологии и этнографии, чукотская этнография, власть, родство, отношения с государством | 343 | |||||
508 | В статье представлен опыт составления «Словаря топонимов Республики Саха (Якутия): населенные пункты» на русском языке, включающего 562 словарные статьи. Актуальность работы обусловлена активизацией топонимических исследований в регионе и возникшей необходимостью фиксации его топонимической системы в данный исторический период. Новизна определяется охватом топонимического материала, глубиной его анализа, а также широтой лингвистических и экстралингвистических проблем, решаемых в процессе сбора языкового материала и составления статей словаря. Анализируются требования к составлению топонимических словарей, выявляются трудности составления словарных статей и предлагаются пути их решения. Подготовка материалов для словаря была сопряжена с рядом проблем, которые в ходе исследования были решены: предложено фиксировать повторяющиеся наименования населенных пунктов в одной словарной статье с указанием месторасположения каждого; в качестве заголовочного слова выбрано официальное современное русскоязычное наименование, к которому в скобках прилагается якутское название, их орфографическое и графическое оформление (особенно при наличии вариантов) определено в соответствии с требованием нормализации наименований географических объектов Федерального закона РФ; в качестве справочного материала в словарные статьи включены все имеющиеся на данный момент сведения о происхождении ойконима, языке-источнике, а также информация этнографического характера; для обозначения местонахождения приводится административно-территориальная характеристика географического объекта. Для дальнейшей работы определяются перспективы сбора и анализа материала над дополненным и исправленным изданием словаря, дается обоснование необходимости фиксации в словаре акцентологических норм, а также включения в новый словарь сведений о других территориально-муниципальных наименованиях: наслегах, сельских поселениях, районах и улусах Республики Саха (Якутия). Ключевые слова: словарь топонимов, ойконимы, топонимика, кодификация, этимология, Республика Саха (Якутия), язык-источник, лексикография | 343 | |||||
509 | Рассматривается образ исторической родины, сформировавшийся в исторической памяти сибирского населения. Одной из форм сохранения и трансляции этого образа являются различного рода мемуарные тексты, ставшие источниковой базой для данного исследования. Анализируются воспоминания, написанные жителями томского региона во второй половине ХХ – начале XXI в. По своему происхождению авторы повествований являются детьми пореформенных переселенцев и спецпоселенцев 1930-х гг. Рассмотрение образа исторической родины происходит в пространственно-временных координатах, определяемых структурой исторической памяти. В результате автором статьи сделаны выводы о том, что образ исторической родины в мемуарных текстах вырисовывается в пространственных координатах, имеющих региональное измерение. Он дополняется характеристиками природно-климатических условий и социально-экономического развития. Историческая родина в воспоминаниях выявляется как географический регион с историческим прошлым, ставший частью биографии семьи. Обращение к мемуарным текстам показало некоторое отличие в восприятии образа исторической Родины в зависимости от принадлежности к добровольным или вынужденным переселенцам. Образ исторической Родины в воспоминаниях спецпереселенцев рисуется исключительно в позитивном русле. Закрепление положительного образа в исторической памяти этой группы переселенцев связано с культурной травмой, нанесенной в результате принудительного переселения, а также тяготами и лишениями, связанными с обустройством на новом месте. Более мозаичным в плане оценок выглядит образ исторической родины в текстах потомков пореформенных переселенцев. В них при преобладании положительных характеристик встречаются и «недостатки», ставшие причиной переселения. Несмотря на некоторую временную и территориальную отдаленность родины предков, ощущаемую современными сибиряками, она воспринимается в качестве родного пространства, исторической родины, с которой они прочно связаны. Ключевые слова: историческая родина, историческая память, пореформенные переселенцы, спецпоселенцы, Сибирь, Томская область, мемуары | 341 | |||||
510 | Исследуется лексика игр с костями и деревяшками в восточном наречии марийского языка: малмыжском, кунгурском и красноуфимском диалектах. В частности, рассматриваются игры в чижа, муху (когда с кола броском палки сбивается насаженный на него деревянный предмет), а также игры в кости и с заменяющими их деревяшками. Материал исследования – отечественные и зарубежные публикации по марийскому языку и фольклору, а также архивные и современные полевые записи марийских народных игр, которые впервые вводятся в научный оборот. Основной метод исследования – сравнительный: сопоставление рассматриваемых слов с игровой лексикой в диалектах марийского, русского языка и в других финно-угорских языках по широкому кругу источников. Марийские говоры, которым посвящено исследование, отличаются тем, что находятся под значительным влиянием местных русских диалектов, тогда как большинство других диалектов горного, лугового, восточного наречия марийского языка испытывают более существенное тюркское влияние и в их игровой лексике преобладают заимствования из чувашского и татарского языков. Основная представленная лексика – это наименования предметов игры и соответственно названия игр с этими предметами (чинок, чизик, чижик, бакланом, плишка, панок, пешки, шишка, шорчок, шолчок, капке, бабки), а также глаголы галитлаш, галитлыкташ ‘водить’. В большинстве своем эти лексемы не представлены в марийских словарях. Часть из них не столько заимствования, сколько проникновения из русского, тем более что некоторые слова (бакланом, плишка, шишка, пешки) зафиксированы у марийских информантов в русской речи, когда они по-русски рассказывают собирателю о своих играх. Таким образом, мари в определенной мере выступают носителями местных русских диалектов, представляют специфическую локальную русскую игровую лексику. Рассмотренные русские заимствования вошли, кроме марийского, и в другие финно-угорские языки Урало-Поволжья: мордовский, удмуртский, коми, а также в чувашский. Ключевые слова: народные игры, марийский язык, игровая лексика, игровая терминология, финно-угорские языки, диалектология, фольклорная лексикология, русские диалекты, заимствования, языковые контакты, заимствования, этимология | 341 | |||||
511 | Большая часть фразеологизмов (ФЕ), номинирующих человека, не содержит указания на биологический пол обозначаемого лица. В русских ФЕ форма мужского или женского рода выражается флексией грамматически главного компонента, что обусловлено их грамматической природой. Однако эта форма, как правило, не является показателем пола и служит для называния как мужчины, так и женщины (кисейная барышня, белая ворона). ФЕ, характеризующих лиц обоих полов, в русском языке большинство. В незначительной части ФЕ возможно изменение рода грамматически главного компонента для называния лиц противоположного пола (змея подколодная – змей подколодный), редко происходит замена компонента с целью идентификации референта речевой ситуации (базарная баба / базарный мужик). В татарском и хантыйском языках категория рода отсутствует. Представлены результаты сопоставительного анализа ФЕ, характеризующих только женщину, в разносистемных языках. Несмотря на то, что ФЕ – это глубоко национальное явление, их анализ позволяет сделать вывод о совпадении признаков феминности и черт феминной модели поведения, номинированных этими единицами, в русской, татарской и хантыйской языковых картинах мира. Проблемы гендерной идентичности, гендерной дифференциации и их культурной обусловленности находятся в русле наиболее востребованных сегодня гуманитарных исследований, чем и определяется актуальность данной работы. Анализируются ФЕ, отражающие представления о женском начале, дана их классификация по семантике и коннотации. Феминно маркированные ФЕ в разных лингвокультурах характеризуют в основном физиолого-анатомические, интеллектуально-психологические и социально-аксиологические свойства женщины и «женского мира». При различиях в образной основе ФЕ, характеризующих женщину в принадлежащих языкам соседствующих народов, можно говорить о культурно универсальном подходе к оценке тех или иных качеств, признающихся сугубо женскими. Ключевые слова: фразеологизм, фразеологическая картина мира, феминность, гендерные стереотипы, семантические свойства, образная основа фразеологизма | 341 | |||||
512 | В работе на материале шести прибалтийско-финских идиомов (вепсского, северного и ливвиковского вариантов карельского языка, сето, финского и эстонского) рассматривается подкласс неопределенных местоимений, который в литературе часто именуется отрицательными местоимениями. Материалом исследования послужили переводы текстов Евангелий на эти языки. Под отрицательными местоимениями подразумеваются такие неопределенные местоимения, которые в основном используются в сфере действия сентенциального отрицания, а также, возможно, в некоторых близких контекстах (контекстах с нисходящей монотонностью или контекстах со снятой утвердительностью). В статье описывается дистрибуция отрицательных местоимений в прибалтийско-финских языках и показывается, что эти единицы распадаются на две группы. В финском и северном карельском языках отрицательные местоимения образуются на основе аддитивного показателя -kaan/-kana соответственно, чья дистрибуция ограничена отрицательными контекстами. Дистрибуция этих местоимений соответствует сильным единицам отрицательной полярности (strong Negative Polarity Item (NPI)), поскольку, помимо собственно отрицательных контекстов, они могут употребляться при предикатах с импликацией отрицания, во вложенной клаузе при отрицании матричного предиката, а также в общих вопросах, однако они исключаются из иных контекстов, типичных для NPI, например, не употребляются в протазисе условной конструкции. Для ливвиковского карельского и вепсского языков характерны местоимения с префиксом ni-, который был заимствован из русского. Эти единицы ведут себя как единицы отрицательного согласования (Negative Concord Item (NCI)): они могут использоваться только в присутствии в одной локальной области с ними показателя отрицания. Отмечается, что вепсские и ливвиковские местоимениями на ni- отличаются в дистрибуции. Наконец, для эстонского и сето не характерны специальные отрицательные местоимения. Вместо этого используются местоимения на -gi, имеющие крайне широкую дистрибуцию. В эстонском эти местоимения могут в отрицательных контекстах дополнительно модифицироваться показателем присловного отрицания mitte. Ключевые слова: прибалтийско-финские языки, неопределенные местоимения, единицы отрицательной полярности, единицы отрицательного согласования | 338 | |||||
513 | Рассматриваются эмотивно-оценочные каузативные конструкции вины и осуждения в бурятском языке. Актуальность работы определяется современным комплексным подходом к изучению таких функционально-семантических категорий, как каузативность, а также возросшим интересом к проблемам категории эмотивности в лингвистике, а также продиктована необходимостью изучения эмоций и их репрезентации в языке с точки зрения лингвистики. Основной целью данной работы является определение эмотивно-оценочного потенциала в каузативных конструкциях со значением вины и осуждения в бурятском языке, а также попытка выявления их национально-культурной специфики. Новизна работы определяется тем, что данная проблема практически не рассматривалась на материале бурятского языка. Теоретико-методологической основой работы послужили труды как отечественных, так и зарубежных лингвистов: В. И. Шаховского, А. Вежбицкой, И. В. Труфановой, К. Изард и др. Эмоция вины является одной из фундаментальных эмоций. Осуждение относится к моральной оценке тех или иных явлений действительности, поступков, поведения людей. В бурятских каузативных конструкциях можно заметить тесную связь семантики вины и осуждения. Материалом исследования послужила сплошная выборка каузативных конструкций, размещенных в Электронном корпусе бурятского языка (ЭКБЯ), а также данные, полученные при наблюдении над речью носителей языка. В результате показано, что каузативные конструкции в бурятском языке обладают эмотивно-оценочным потенциалом. Для выражения эмоции вины и связанного с ней осуждения используются так называемые конструкции «вины каузатора», в которой субъект сам виновен в случившемся, и это часто находит осуждение в речи говорящего. Конструкции «вины каузатора» являются достаточно специфичными: они показывают особенности языковой картины мира в осмыслении каузативных связей. Наиболее яркое выражение эмоция вины находит отражение в конструкциях, в которых говорящий сам выступает в роли каузатора. Такие конструкции демонстрируют осознание говорящим собственных ошибок, слабохарактерности, вины в тех или иных обстоятельствах. Ключевые слова: каузативность, эмотивность, эмоции, оценка, каузативные конструкции, бурятский язык | 337 | |||||
514 | Рассматривается деривация глаголов от прилагательных в двух ареально связанных языках – горномарийском и татарском (мишарский диалект). Такие глаголы в обоих языках образуются с помощью суффикса -l, который, предположительно, был заимствован в горномарийский из тюркских языков. В обоих случаях суффикс деривирует глаголы нескольких структурных типов (инхоативы, каузативы и неэргативы), однако при этом соотношение между исходной основой и производным глаголом не всегда предсказывается существующими теориями явления. В частности, предполагается, что прилагательные так называемых открытых шкал образуют по умолчанию предельные глаголы, а прилагательные закрытых шкал – непредельные. Мы показываем, что это ожидание нарушается в рассматриваемых языках, и представляем обзор существующих моделей, отличающихся друг от друга характером семантических соотношений между основой и производным глаголом. Хотя большая часть отадъективных глаголов как в горномарийском, так и в татарском ожидаемо образует предельные глаголы с инхоативным компонентом (‘стать А’), в обоих языках есть исключения из этого принципа. В горномарийском языке предельность, по-видимому, связана исключительно с наличием у прилагательного закрытой шкалы, в то время как в татарском она может коррелировать также с возможностью глагола обозначать ненулевое изменение состояния. Кроме того, в обоих языках широко представлена неэргативная модель, по которой образуются непредельные глаголы поведения (‘вести себя образом, связанным с А’). Мы предполагаем, что в последнем случае происходит скрытая субстантивация прилагательного, благодаря которой прилагательное может интегрироваться в неэргативную структуру, что не нарушает принципов известных теорий и не требует каких-либо дополнительных допущений. Это допущение согласуется с тем фактом, что прилагательные, образующие глаголы поведения, в рассматриваемых языках широко используются и как существительные, в то время как шкалы данных единиц ожидаемо предсказывают непредельность глаголов. Ключевые слова: горномарийский язык, татарский язык, морфология, деривационная морфология, отадъективные глаголы, прилагательные, акциональность, структура события | 337 | |||||
515 | В рамках антропоцентрической парадигмы в центр современного языкознания ставится человек как носитель языка, как представитель определенной культуры. Такая постановка объекта исследования требует нового подхода, иных методов его познания, учитывающих роль человеческого фактора в языке, обусловливающего формирование внутреннего содержания языковых единиц, а также его дешифровку. В данной работе антропоцентрический подход подразумевает принцип изучения человека в языке, а именно человека во фразеологических единицах (ФЕ) якутского языка. Актуальным с точки зрения изучения человека представлен гендерный аспект, предполагающий рассмотрение семантических особенностей номинации мужчины и женщины как гендерных компонентов данных единиц. В исследовании впервые предпринимается попытка выявления среди массива ФЕ тех выражений, которые относятся к гендерной референции, извлеченных из фразеографических и лексикографических словарей якутского языка. Выявлено, что подавляющее большинство ФЕ содержит в качестве компонента номинацию человека – киһи, гендерная идентификация которого поддается только благодаря широкому контексту, поэтому в данной работе интерпретация значений большинства единиц подкрепляется примерами из художественных произведений или из периодических изданий. Сложность прочтения единиц с гендерной семантикой также обусловлена отсутствием грамматической категории рода имен существительных в якутском языке, номинирующих человека. В ходе исследования произведена систематизация гендерно маркированных единиц, выделение компонента, номинирующего лицо мужского и/или женского рода или означающего сферу их занятий, социально-статусного положения, а также определение качественной характеристики, заложенной в образных основаниях данных единиц как знаков, содержащих культурно значимую информацию. Единицы с номинацией дьахтар (женщина и сферы ее деятельности), несмотря на их немногочисленность, раскрывают тему нравственности, в основном как нарушение нормы поведения женщины в данном социуме. Во фразеологических единицах с наименованием эр киһи (мужчина и сферы его деятельности) отражены в основном описание его внешней характеристики, а также осуждение проявлений его поведения в социуме. Ключевые слова: фразеологические единицы, якутский язык, гендер, социокультура, образ человека | 337 | |||||
516 | На примере шаманского обряда шачығ (окропление, угощение духов гор и рек) рассматривается обрядовая деятельность так называемых современных шаманов, которые не проходили через муки «шаманской болезни». Их «открывает» более опытный человек из местных, иногда они проходят курсы обучения у хакасских или тувинских шаманов и имеют подтверждающие документы. Некоторые камы также рассказывали о наследовании шаманского дара внутри семьи от дедушек или бабушек. Обряд шачығ был проведен в 2019 г. в г. Таштагол С. Тенешевым (1973 г.р.) и др. шаманами во Всемирный день коренных народов мира. Сразу же в начале камлания называется причина проведения обряда, перечисляются самые «болевые» актуальные проблемы в целом народа или конкретного коллектива участников, которые разрешимы с помощью высших сил. На примере обрядового текста было выявлено, что язык ритуальных текстов снижен до бытового уровня и весьма скуден. В рассмотренном тексте С. Тенешева встречаются русизмы, междометные возгласы, наименования географических объектов природы (например, гора Мустаг), Бельково (пригород Таштагола), но отсутствуют архаизмы и лексика, связанная с шаманизмом, а также нет иносказаний, сравнений и других выразительных средств, характерных для более ранних записей камланий. Он лишь упомянул бога Кудая, духов гор и рек, а также духа огня. Однако сам обряд отличается обильным угощением духов рек и гор, использованием ритуальных предметов во время обряда (бубна тӱӱр, кай-комуса) и наличием национальных костюмов. Во время камлания С. Тенешев вместе с другими шаманами просил у различных духов ээзи величественного праздника, благословения и различных благ всем шорцам, присутствующим на празднике: сохранения людьми родного языка, богатства, прироста скота, деторождения, здоровья, счастья, удачи. Данный обряд особенно интересен тем, что в условиях глобализации с уходом аутентичных носителей традиционного мировоззрения в современном обществе есть спрос на возрождение и поддержание национальных традиций путем реконструкции и популяризации ритуалов шаманизма, так называемый неошаманизм. Для исследователей очень важно зафиксировать эти процессы, проанализировать материально-этнографическую и текстовую составляющие «новых» ритуалов, в будущем сравнив их с зафиксированными в XX в. аутентичными шорскими камланиями и с общемировыми тенденциями неошаманизма. Ключевые слова: шаманизм, шорские шаманы, обряд, костюм, окропление духам, духи шамана, язык | 335 | |||||
517 | Рассматривается архаический языковой пласт тунгусо-маньчжурских народов, связанный с охотой. Выявляется лексика языка древней тунгусской общности, возникшая в эпоху становления культуры пеших охотников-прототунгусов эпохи неолита. Теоретической основой исследования послужили труды специалистов тунгусоведения, посвященные языку тунгусо-маньчжурских народов. Методология исследования основывается на междисциплинарном подходе, в рамках которого для решения лингвистической проблемы привлекаются результаты исследований смежных научных дисциплин, в числе которых работы, посвященные фольклору, этнографии, истории и археологии. Соответственно избранной методике исследуемый лексический пласт рассматривается через призму традиций этнического мировоззрения и устного народного творчества. Материалом исследования являются изданные словари, сборники устного народного творчества тунгусо-маньчжурских народов и полевые материалы автора. Результаты анализа архаического языкового пласта, связанного с охотой, сюжеты и мотивы фольклора, базовые мировоззренческие образы и социальные традиции тунгусо-маньчжурских народов свидетельствуют о его формировании в ландшафте горной тайги с наступлением голоцена в процессе развития кочевой культуры пеших охотников. В результате исследования автор приходит к выводу об архаичности традиций охоты, формировавшихся в эпоху древней тунгусской общности. Важнейшие архаические культурные традиции тунгусо-маньчжурских народов находят отражение в названиях орудий труда, важнейших объектов охотничьего промысла и базовых концептах, связанных с охотой. К древнетунгусскому лексическому пласту относятся слова: hurka – «петля, силок», bər – «лук [простого типа]», n`ur – «стрела», kiŋnə – «лыжи-голицы», huksi – «лыжи, подбитые камусом», omor – «лодка-берестянка», niki – «утка», toki – «лось», uǯa – «след», bu(l)ta, bota – «охота», bujun – «копытный зверь». В мировоззренческих традициях тунгусов «охота» как концепт исторически визуализируется в значениях «добыча», «дар», «дарение». Ключевые слова: эвенкийский язык, охотничья лексика, фольклор эвенков, охота, этногенез тунгусо-маньчжурских народов, неолит Прибайкалья | 335 | |||||
518 | Анализируются автобиографические повести вепсских прозаиков В. Пулькина и А. Петухова как ценные источники историко-этнографического материала. Теоретическую основу исследования составили труды И. Ю. Винокуровой, Н. А. Криничной, И. А. Спиридоновой. Актуальность темы обусловлена необходимостью введения в научный оборот новых источников о жизни вепсов. Методология исследования опирается на системный подход, в основу которого положены сравнительно-исторический, структурно-семиотический и метод целостного анализа текста. В ходе работы были поставлены следующие задачи: выявить и охарактеризовать основных мифологических персонажей вепсской прозы; описать этнографические элементы (архитектура, быт, обряды); определить уровень репрезентативности имеющегося литературного материала. Одной из проблем в настоящее время остается интеграция повествовательных форм, трансформация данных из них для использования в различных отраслях наук. Вепсская литература становилась предметом исследования Н. Г. Зайцевой, А. И. Мишина, З. И. Строгальщиковой, но этнографические элементы, мифологические персонажи, являющиеся составляющей частью культуры малого народа, оказались на периферии теоретического осмысления. Научная новизна заключается во введении этнографических мотивов в аналитический контекст национального литературоведения. В ходе анализа произведений вепсов выявлены и охарактеризованы мифологические персонажи Мец Ижанд (леший), Коди Ижанд (домовой), Ичхейне (своя душа), Ведхийне (водяной). Кратко описаны представленные в повестях этнографические элементы вепсской культуры: убранство дома, обряды и верования. Исследователь пришла к выводу, что вепсская проза строится на основе принципов документальности, историзма, автобиографизма и коммеморативности. Этнографические элементы, мифологические персонажи, встречающиеся в повестях В. Пулькина и А. Петухова, обладают достоверностью, подтверждаемой научными исследованиями, обнаруженными в исторических, географических и других источниках. Художественные произведения могут служить материалом для других наук, но с учетом элементов вымысла. Ключевые слова: проза, вепсы, литература, мифология, «хозяева» | 334 | |||||
519 | Предложена этимология показателя -qxiə , который входит в состав нескольких морфологически неэлементарных глагольных грамматических показателей тундрового ненецкого языка. По крайней мере, для некоторых таких форм в последние годы устоявшимися терминами являются «пробабилитатив» или «пробабилитив». Пробабилитив маркирует эпистемическую оценку, основанием для которой служат общие знания о мире. Этот показатель имеет нетривиальную морфологическую позицию: он входит в качестве второго компонента в составные показатели, первым компонентом которых могут выступать морфемы, исторически представляющие собой причастные показатели. Между тем в ненецком после причастных показателей невозможно употребление каких-либо морфем, за исключением лично-числовых показателей. Родственные ненецкому -qxiə показатели обнаруживаются в лесном энецком и в нганасанском. В лесном энецком когнатный показатель также является частью составного аффикса, в котором предшествующий компонент, как и в ненецком, исторически представлял собой суффикс причастия. В нганасанском когнатный показатель с тем же значением представляет собой элемент, который может употребляться либо как постпозитивная частица при любой финитной глагольной форме, либо как вспомогательный отрицательный глагол (при котором смысловой глагол стоит в неизменяемой форме – коннегативе). Нетривиальная морфологическая позиция рассматриваемого показателя в тундровом ненецком и его когната в лесном энецком указывают на то, что и в этих языках интересующие нас формы восходят к аналитическим конструкциям. В то же время структура и грамматическое оформление элементов этих конструкций окончательно оформились независимо в каждом из трех языков. Ключевые слова: этимология, глагольная морфология, северно-самодийские языки, тундровый ненецкий язык, энецкий язык, нганасанский язык | 334 | |||||
520 | Впервые репрезентирован культ коня в бурятской мифологии, религии, традиционной медицине и культуре. В жизненном пространстве кочевников лошадь была лучшим другом и спутником человека, сопровождая его с раннего детства и до глубокой старости. В ритуально-обрядовом комплексе монгольских народов культ коня имел сакральное значение, начиная с ритуалов посвящения трех- и семилетних мальчиков в наездники и охотники и заканчивая похоронно-погребальными обрядами. Семантика культа коня раскрывается на разных контекстуальных уровнях: в шаманской мифологии, религии, ритуалах, традиционной культуре, бурятском круговом танце ёхор, музыкальном инструментарии монголов и бурят. Особое значение приобретает исследование феномена культа коня в контексте генезиса, конструкции, сакральности монгольского музыкального инструмента моринхура и бурятского хура. Глубинные мифологические и религиозные представления бурят и монголов о коне отражаются в легендах, улигерах, западнобурятских похоронных песнях үхэлэй дуунууд, круговом танце ёхоре, а также в изучении семантики моринхура и хура в контексте звуковой картины мира как информационной модели шаманских ритуалов. Пунктирно проведены параллели, отражающие культ коня в традиционной культуре тюркских и монгольских этносов. Ключевые слова: культ коня, семантика, обряды, традиционная культура, музыкальные инструменты, буряты, монголы | 333 | |||||
521 | Изучение фольклора постепенно выходит за рамки традиционных границ своего существования. Известно, что фольклор в целом, и региональный в частности, определялся наличием, распространением в сельской местности, в районах республик или областей. Именно в деревне устное народное творчество в целом зарождалось, развивалось, сохранялось, передаваясь из уст в уста, из поколения в поколение. Однако образовавшаяся в деревнях субкультура – культура башкирского народа, в частности в период активной урбанизации, перемещается его носителями в городскую среду. Актуальность исследования состоит в том, что сделана попытка выявления, изучения городского башкирского фольклора в его своеобразном постфольклорном проявлении и локусном преломлении, когда вчерашние сельчане, прожив в городе более 40–50 лет, сохранили в памяти именно те фольклорные традиции, которые они впитали с молоком матери на малой родине – в деревнях районов республики. Для этого летом 2022 г. рабочим коллективом Башкирского государственного педагогического университета им. М. Акмуллы была осуществлена фольклорная экспедиция в г. Уфе. По примеру столицы республики можно было бы изучить фольклор и других крупных городов региона. Целью исследования стало выявление самобытного башкирского фольклора, сохранившегося в городской среде. Для достижения поставленной цели решались такие задачи, как изучение, анализ собранного во время экспедиции материала, рассмотрение степени его сохранности в памяти информантов, их отличие от аутентичных образцов и их своеобразных видоизменений в современных условиях. Применялись аналитический, текстологический, описательный методы исследования. Результатами исследования стала письменная фиксация образцов фольклора, раскрытие особенностей бытования народных песен, такмаков. В заключение делается вывод о том, что локусные образцы устного народного творчества устойчиво сохраняются в памяти людей, переехавших из деревни в город, в своей культурной памяти они обращаются к народным протяжным песням, такмакам, легендам и др., связанным с традициями своей малой родины. Ключевые слова: фольклор, постфольклор, урбанистские процессы, локус, субкультура, народ, башкирский фольклор, городской культурный ландшафт, песня, такмаки, информанты | 330 | |||||
522 | В данной статье на примерах шорских сказаний, в основном еще не опубликованных, описывается общее место имянаречение алыпа, являющееся важным мифопоэтическим мотивом, связанным с инициацией ребенка. Дескриптивными и сравнительно-сопоставительными методами исследования была выявлена структура обряда имянаречения, его лингвистические репрезентации, варьирование обряда в зависимости от пола алыпа и его роли в сказании, проанализирован внешний облик человека, дающего имя, а также показана его скрытая божественная сущность, описана структура высказывания, провозглашающего богатырское имя и содержащего, помимо самого акта наименования, благопожелания герою и его главному помощнику – коню. Ключевые слова: шорские героические сказания, обряд, получение имени, благопожелание, алып | 326 | |||||
523 | Статья посвящена очередной попытке определения этноязыковой принадлежности одного из наиболее загадочных политонимов дорусской Сибири – Пегая Орда как наименования всего населения определенной территории без учета их этнической, языковой и культурной идентичности. Под политонимом Пегая Орда были объединены все кочевые народы Сибири в постмонгольскую эпоху. В домонгольскую (или монгольскую) эпоху в китайских хрониках зафиксирован политоним Бома «пеголошадные» (驳-马 [bo-ma] ‘пегая (пятнистая) лошадь’) или Алакчин (а также алаты) как именование некоего племени, имевшего пегих (по-другому, пестрых) лошадей. Если первая часть соционима Пегая Орда связана концептуальным значением с Бома, Алакчин, алаты и племя Олхонүүд монголов, основа которых связана с алтаеязычным апеллятивом алаг/алха ‘пестрый, пегий’, то вторая часть соционима Орда – с монгольским ард ‘1. арат, трудящийся; народ; ард түмэн парн. народ’. Локализация загадочных Бома соответствует ареалу монгольской ойкумены, что территориально совпадает с северо-восточной частью современного Забайкальского края, в том числе включая и северные территории Китая – Маньчжурию, Хулунбуир и Хайлар. Анализ значения данных онимов, ареально сопряженных с монгольской ойкуменой, позволил предположить о самоедоязычном начале онима Олхонүүд монголов, равно как и Бома, Алакчин и алат(ов). Заметим, что понятие «пестрый» имеет этнографическую фиксацию в ключевых образах бурят-монгольского мира. К тому же синонимичное Бома оним хэцы (или хэла), зафиксированное китайскими хронистами как другое именование народа Бома, мы сопоставили с генонимом Хуацай/Хоацай хори-бурят. Геноним Хуацай/Хоацай как именование одного из самых крупных родов восточной группы бурят – хори-бурят по своему значению сопоставим с антропонимом Хасаевъ, зафиксированного в ревизской описи инородческого населения Иркутской губернии Агинской степной думы за 1830 г., являющимся личным именем бурята рода Хуацай. Имя Хасаевъ (от имени Хаса) в ревизии бурят за 1830 г. мы сопоставляем с ненецким Хасё, однако при этом не исключая и возможности сопоставления данного исторического антропонима с самоназванием ненцев – хасава ‘1) мужчина; хасава ӊацекы мальчик’; хасава ню ‘сын’. Дальнейший анализ данного личного имени Хасаевъ позволил сравнить его значение с ненецким хасё ‘1. образн. мужчина; 2. (с прописной) Хасё (имя собств. муж.)’, что позволило нам предположить, что именно от этого имени, бывшего некогда эпонимом, и образовался геноним Хуацай. Самоедоязычное начало (и каких-то кетоязычных племен) наблюдается в генонимии хори-бурят и тунгусов Гантимура Нерчинского уезда XVII–XIX вв. как автохтонного населения исторической Даурии русского периода истории Восточного Забайкалья. На основе ономасиологического подхода конструктивным явился метод концептуальной метафоры как результативного метода вкупе с методом концептуальной метонимии, позволяющий описать до-этнонимное и собственно этнонимное значения исторических онимов в проекции номадизма, имеющих самоедоязычное (и кетское в том числе) этноязыковое начало. Ключевые слова: Бома, Пегая Орда, Алакчин, Олхонүүд монголов, китайское хэцы, геноним Хуацай/ Хоацай хори-бурят, ревизские сказки 1830 г., пеголошадные, самоедоязычные племена, «пестрые» | 326 | |||||
524 | Рассматривается значимость отдельных факторов самосознания (язык, религия, культура, историческая память) в поддержании польской этнической идентичности членов общественной организации «Дом Польский» в Томске в конце 2010-х гг. Основными теоретическими рамками работы выступают конструктивистский подход к теории этноса (Р. Брубейкер, В. А. Тишков) и теория исторической памяти (М. Хальбвакс). Исследуются этнические автостереотипы членов данной группы. Выявлена вариативность и ситуативность самоопределения по этническому либо политическому признаку в зависимости от контекста обстоятельств: от этнонима «поляк» до политонима «россиянин». Выявлена важность изучения/знания польского языка респондентами как одного из компонентов идентичности. Большинство респондентов знают или изучают польский язык. Религиозная принадлежность, исповедование католицизма, как выявлено, не имеет решающего значения для осознания себя поляком. Отдельно рассмотрены вопросы сохранности исторической памяти как фактора этнической идентичности. Респонденты отметили важность семейной истории и архивных материалов (писем, фотоальбомов) в передаче традиций и сопричастности к истории польского народа. Поляки Сибири приехали сюда в разное время в XIX и ХХ вв. В большинстве случаев это были недобровольные переселения. Исследованы вопросы интеграции поляков в российское общество. Согласно результатам исследования, большинство опрошенных считают, что поляки полноценно интегрированы в российское общество. К сожалению, иногда происходит экстраполяция действий и заявлений польских политиков на всех поляков в российском общественном сознании, что может влиять негативно на отношение россиян к этой этнической группе. Результаты интервьюирования позволяют сделать вывод, что самосознание российских поляков, имеющих (или предполагающих наличие) польских предков, амбивалентно и конструируется в зависимости от внешних факторов. Выявлена высокая значимость исторической (коллективной) памяти, которая является основным маркером идентичности российских поляков, в то время как языковой и религиозный маркеры не играют столь значимой роли. Ключевые слова: поляки, российские поляки, Сибирь, этническая идентичность, историческая память, автостереотипы, конструктивизм, общественные организации | 323 | |||||
525 | Исследование места тела и телесного кода в традиционной культуре башкир видится актуальной проблемой, с одной стороны, для полноценного описания культуры общения, с другой – в связи с малоизученностью проблемы. Цель статьи заключается в выявлении и описании телесного кода башкир согласно мифологии, древним воззрениям и религиозным представлениям для характеристики субъектов общения. Исследование проводилось на основе описательного, структурно-функционального, сравнительно-типологического методов исследования. В процессе работы применялся комплексный подход, предполагающий анализ философских, этнографических трудов и полевых материалов автора. На основе фольклорных текстов и полевых исследований выявлены идеалы мужской и женской красоты, определены мифологические, религиозные, магико-ритуальные основы представлений о человеческом теле. В традиционной культуре башкир сложилось свое видение человека по форме головы и контуру лица, цвету кожи, волосяному покрову, густоте волос и ресниц, размеру лба, рта, губ, носа, ушей, глаз, а в фольклоре зафиксированы приметы и поверья, связанные с частями тела. В традиционном обществе человек воспринимался как копия и часть мироздания, согласно данным представлениям сложились правила поведения, связанные с вертикальной и горизонтальной организацией тела человека. Так, при общении обращали внимание на телесные характеристики для определения партнера по коммуникации и правил поведения с ним в рамках: земной (этот) – потусторонний (иной), мужчина – женщина, старый – молодой, обычный – отмеченный, а также особое внимание уделяли частям тела, считающимся вместилищем души. Нагота и прикрытость тела регламентировались этикетными установками, запретами и предписаниями согласно древним воззрениям и мусульманской религии. Наблюдалось частичное оголение тела в процессе проведения обрядов перехода, также в окказиональных случаях. Таким образом, телесный код у каждого народа имеет особенности, изучение которого важно для понимания невербальных сигналов, передаваемых в общении, для определения характера и менталитета, идеалов и ценностей, культуры общения и этикета того или иного этноса. Ключевые слова: башкиры, традиционная культура башкир, тело, телесный код, общение, этикет, язык тела | 322 | |||||
526 | Статья посвящена исследованию средств выражения цепочечного реципрока в русском жестовом языке. Типологические исследования реципрока показывают, что цепочечное значение может выражаться тем же показателем, что и прототипическое значение реципрока, а может передаваться специальным показателем. Русский жестовый язык, будучи языком, использующим визуальную модальность, может иметь специфические средства выражения данного значения, отличающиеся от способов выражения прототипического реципрока. Существующие исследования цепочечного реципрока в жестовых языках показывают, что для изображения цепочечных ситуаций активно используются классификаторные конструкции – морфологически сложные жесты, которые, по мнению некоторых исследователей, совмещают в себе лингвистический элемент и элементы жестикуляции. Следовательно, можно предположить, что семантика цепочечного реципрока будет выражаться в жестовых языках гораздо более подробно и иконично, чем в звуковых. Исследование проводилось с помощью корпусного метода и метода элицитации. Результаты исследования показали, что для обозначения пространственных цепочечных ситуаций в русском жестовом языке используется три типа классификаторных конструкций, которые применимы к более чем 15 классификаторным жестам, а также сочетания классификаторных конструкций, расположенные в строгом порядке. Рассматриваемые конструкции изображают процесс появления цепочки, факт ее существования в готовом виде и движение цепочки. При этом не все компоненты полученных классификаторных конструкций имеют свойство обязательности и системности, что ставит под сомнение их лингвистический статус. Обязательным для цепочечных конструкций является взаиморасположение ведущей и вспомогательной руки, а также траекторное движение, осуществляемое от начала к концу цепочки. Дополнительно, с помощью наличия/отсутствия редупликации, может передавать целостность/дискретность цепочки объектов. Вторичное движение и ориентация, передающие особенности, характер движения или конкретных объектов, обнаруживают значительную вариативность и высокую иконичность у разных информантов, а также необязательность. Это позволяет предположить, что данные характеристики могут относиться к изобразительному, жестикуляционному элементу классификаторных конструкций. Ключевые слова: русский жестовый язык, реципрок, цепочечный реципрок, классификаторы, классификаторные конструкции, ведущая рука, вспомогательная рука, редупликация, конфигурация, движение, ориентация | 322 | |||||
527 | В Ханты-Мансийском автономном округе – Югре (ХМАО – Югре) проживает около 1,5 тыс. лесных ненцев. Эта этническая группа включает в себя более мелкие локальные образования со своим отдельным говором и традициями. Смешавшись с соседними численно превосходящими их группами хантов, с которыми у них в настоящее время много общих черт в культуре, они сохранили свое этническое самосознание, особенности мировосприятия. В марте 2023 г. состоялась поездка автора в деревню Нумто, расположенную на берегу одноименного озера – одного из самых почитаемых священных мест коренных народов Югры и Ямала, а также территорией тесного межэтнического взаимодействия лесных ненцев и казымских хантов. Собранные данные свидетельствуют не только об активном бытовании здесь народных традиций, но и дают возможность увидеть происходящие в них изменения, прежде всего в сакральной сфере, имеющей достаточно консервативный характер. Основу фольклорных материалов составили разнообразные легенды о происхождении этого «небесного, божественного» озера и его священного острова. Подвижность фольклорных сюжетов обусловлена вариативной природой народного творчества, для их изучения использованы как полевые записи автора, так и данные, зафиксированные ранее другими исследователями, что позволяет проследить вариативность легенд о Нумто. Интерес представляет последовательность трансформаций фольклорного сюжета о жертвоприношении юноши на святом острове со второй половины XX в. и до сегодняшнего дня, которые свидетельствуют о сглаживании межэтнических противоречий между породнившимися группами: нумтовскими ненцами и казымскими хантами. Их культурному сближению способствовал также культ Казымской богини, одинаково почитаемой ими. В окрестностях Нумто в обрядовой сфере значительную роль играет ритуал жертвоприношения, который совершается не только местными жителями, но и представителями других этнических групп ненцев и хантов, приезжающих для поклонения местным святыням. В настоящее время наблюдаются послабления, вплоть до снятия запрета на посещение святого острова для женщин-ненок и хантыек, состоящих в родственных связях с ненцами. Причина – передача им одной из функций при разделке жертвенного оленя. В среде казымских хантов табу на посещение святого острова, существовавшее в прошлом для всех независимо от пола, также частично утрачивает свою силу. В рассматриваемом хантыйско-ненецком культурном симбиозе наиболее заметны изменения в традициях ненцев, в то время как в культуре казымских хантов они носят более скрытый характер. Ключевые слова: лесные ненцы, казымские ханты, хантыйско-ненецкие межэтнические связи, трансформация традиций, фольклорные сюжеты, Нумто, обряды жертвоприношений, святые места | 321 | |||||
528 | Игрушки давно стали предметом исследования в этнографической науке. Среди таких игрушек, как мяч, биты, куклы и пр., выделяются также и случайные игрушки, изготовленные из природного материала. В научной литературе о них упоминают довольно редко. Статья, в основе которой лежат исключительно полевые материалы коллектива авторов, посвящена изучению игрушек подобного рода у башкирских детей, то есть тех игровых предметов, которые по завершении игры возвращаются в природную среду. Цель исследования – раскрыть неизученный аспект проблемы и показать устойчивость случайных игрушек (или экоигрушек) как элемента игровой культуры. Означенные игрушки классифицируются по материалу происхождения: камни, дерево, глина, растительные игрушки – из травы, цветов и плодов. Систематика игр дана по половозрастному признаку игры мальчиков, девочек, общие игры. Историографический обзор литературы по играм башкирских детей позволяет сделать вывод, что степень изученности башкирской игрушки незначительна, тема случайных игрушек не затрагивалась совсем. Авторами установлено, что рассматриваемым предметам характерна простота изготовления, быстротечность игры и обратное возвращение их в природную среду. Но такие игры имеют большую значимость, так как помогают выработать в детях ловкость, меткость, наблюдательность, знакомят их со свойствами предметов, окружающим миром, имеют обучающее значение, поскольку через игру ребенок учится распознавать растения, материалы, их свойства, возможности использования их в быту и пр. Все игры и экоигрушки отражают традиционные занятия и образ жизни башкирского народа – скотоводство, охота, собирательство. В детской фантазии окружающий мир, реалии жизни и быта репрезентируются через дерево, глину, цветы и травы, камни. В игрушках подобного рода можно обнаружить примеры древнейших оружий для охоты – праща, свистки, рогатки; собирательство растений для еды, украшений. Не потеряв своего значения и в наши дни, игрушки устойчиво сохраняют свою нишу в современной детской культуре. Ключевые слова: игрушка, экоигрушки, игра, игровая культура, башкиры, свистки, куклы, праща, растения, цветы | 320 | |||||
529 | Статья посвящена публикации материалов исследования поселения Самуська III, выявленного в 2016 г. на территории Самусьского археологического микрорайона (Томское Приобье), и является продолжением опубликованных ранее результатов изучения каменной индустрии памятника по итогам работ 2018 г. Основой для написания работы послужили материалы полевых исследований 2018–2019 гг., которые происходят из семи шурфов общей площадью 14 кв. м. Находки представлены фрагментами керамических сосудов, обломком технической керамики, изделиями из камня и продуктами его расщепления, обломками минеральных пигментов, фрагментом окаменелого дерева, шлаками и кальцинированными костями. Основу керамического комплекса составляют артефакты, относящиеся к шеломокской культуре раннего железного века и самусьской культуре периода ранней-развитой бронзы, имеются так-же единичные фрагменты сосудов позднего неолита-энеолита. Анализ каменной индустрии памятника дополнен характеристикой коллекции 2019 г. и соответствует ранее опубликованным данным. Орудия со следами дробления и растирания красящих веществ и минеральные пигменты со следами обработки отражают этапы изготовления краски населением самусьской культуры. Стратиграфия в заложенных шурфах с культуросодержащими слоями соответствует стратиграфической ситуации на участках с естественным формированием почв. Но в шурфе 2018 г. выделяются два стратиграфических пласта, которые соответствуют периоду ранней-развитой бронзы и раннему железному веку. Также в данном шурфе обнаружено скопление орудий, заготовок и предметов с неутилитарными функциями, которое располагалось в непосредственной близости с пятном темно-серой плотной супеси, погруженным в археологически стерильный слой. Данная работа позволила вписать ранее опубликованные данные памятника в культурно-исторический контекст и отнести каменную индустрию к самусьской культуре. Полученная радиоуглеродная дата в совокупности с коллекцией находок дает основания к отнесению комплекса ранней-развитой бронзы к позднему этапу существования самусьской культуры. Скопление артефактов из шурфа 2018 г. может интерпретироваться как набор, который хранился или переносился в футляре, или как приклад, учитывая стратиграфическое и планиграфическое расположение. Ключевые слова: Томское Приобье, Самусь, Томь, ранняя-развитая бронза, ранний железный век, самусьская культура, шеломокская культура | 318 | |||||
530 | Анализируются орографические апеллятивы возвышенного рельефа на материале якутской оронимии в сравнительно-сопоставительном аспекте с тюркскими, монгольскими и тунгусо-маньчжурскими языками. Рассматривается их семантика, дистрибуция и определяется их роль в формировании оронимов. Материал исследования извлечен главным образом из двуязычных, лексикографических, этимологических, диалектологических, топонимических словарей, лингвистических работ, содержащих сведения об орографических апеллятивах. В исследовании также использовались материалы, собранные автором во время полевых экспедиций, проводимых с 2020 г. в центральных районах Республики Саха (Якутия). Цель статьи – выявление и сравнительно-историческое описание орографических апеллятивов возвышенного рельефа в якутской оронимии. Актуальность исследования обусловлена безотлагательной необходимостью фиксации, систематизации, изучения и сохранения в информационном поле лингвистов столь специфического пласта якутской топонимической лексики, как оронимия, находящегося под угрозой исчезновения в силу ряда причин социолингвистического и социоэкономического характера. Результат описательного метода показывает, что орографические апеллятивы, встречающиеся в якутской оронимии, отражают физико-географические особенности рельефа местности, на которой они функционируют. Статистический метод показал, что апеллятивы возвышенного рельефа составляют примерно 27 % всех якутских оронимов. Наиболее активными в образовании оронимов являются апеллятивы хайа ‘гора, скала’ (20 %), булгунньах ‘булгуннях, бугор пучения’ (19 %), таас ‘скала, гора’ (7 %), тумул ‘мыс’ (7 %). Словообразовательная структура большинства якутских оронимов с апеллятивами возвышенного рельефа представлена двусловными атрибутивными конструкциями и образуется по моделям типа «существительное + существительное» и «прилагательное + существительное». Сравнительно-историческим методом установлено, что орографические апеллятивы возвышенного рельефа в якутской оронимии представлены тюркскими, монгольскими, тунгусо-маньчжурскими, а также общими алтайскими основами. Этимологический анализ апеллятивов, обозначающих различные формы рельефа, позволяет углубить и расширить изучение генетического родства алтайских языков, путей их исторического развития. Некоторые апеллятивы возвышенного рельефа находятся в стадии своего становления, другие устоялись и существуют во многих тюркских, монгольских и тунгусо-маньчжурских языках. Ключевые слова: якутский язык, оронимия, оронимы, орографические апеллятивы, возвышенный рельеф | 314 | |||||
531 | Рассматриваются глаголы падения (ср. в русском языке упасть, рухнуть, опрокинуться, грохнуться и др.) в татышлинском говоре удмуртского языка (периферийно-южный диалект, южное наречие). Ранее это семантическое поле системно не рассматривалось на удмуртском материале. Работа ведется в рамках фреймового подхода к лексической типологии, предполагающего описание семантики лексем путем анализа их сочетаемости. Результаты сопоставляются с выводами типологического проекта о глаголах падения, а также ряда частноязыковых статей. Данные собраны в полевых условиях методом анкетирования носителей языка (перевод предложений с русского языка на удмуртский, оценка правильности и интерпретация предложений на удмуртском языке). Дополнительно привлечены материалы словарей и корпусов удмуртского языка. В центре внимания находятся прямые употребления рассматриваемых лексем. Выявлены основные семантические противопоставления в зоне падения, релевантные для исследуемого идиома. Во-первых, это регулярная типологически оппозиция между падением всего субъекта с высоты и сменой вертикального положения на горизонтальное. Во-вторых, в татышлинском говоре отмечается особая категоризация падения, сопровождающегося разрушением субъекта (что также характерно для многих языков). В-третьих, имеется специальный набор лексем, описывающих перемещение жидкостей и сыпучих веществ. Проанализированы их семантические характеристики, также их связь с контекстами падения множественного субъекта и ограничения на употребление в этих контекстах. В первую очередь глаголы перемещения веществ описывают падение множественных субъектов небольшого размера, тогда как с наименованиями субъектов большего размера сочетаются базовые лексемы. В-четвертых, любопытно наличие отдельной лексемы, описывающей падение субъекта (как одушевленного, так и, что менее ожидаемо типологически, неодушевленного) лицевой стороной вниз, что связано с теоретическим понятием фасадности. Наконец, проанализированы пересечения поля падения со смежными семантическими полями разрушения, вращения и некоторых других типов перемещения, сформулированы семантические признаки, которые могут способствовать классификации значения падения и других перечисленных значений. Ключевые слова: лексическая типология, семантика, полисемия, глаголы падения, глаголы перемещения, удмуртский язык | 314 | |||||
532 | Представлен коллективный портрет монахинь и послушниц Томского Иоанно-Предтеченского женского монастыря за период с 1869 по 1917 гг. Основой для анализа являются списки насельниц монастыря за указанный период, которые исследуются с применением методов просопографического исследования, что позволяет определить, из каких мест прибывали в монастырь женщины и девушки, каковы были их социальный статус и сословное происхождение, образование, какой деятельностью в монастыре они занимались, а также проследить динамику изменения их статуса в общине. Показано, что насельницы монастыря в подавляющем большинстве происходили из различных регионов Сибири, но в составе послушниц и монахинь были также переехавшие в Западную Сибирь из Европейской России – переселенцы в Сибирь и послушницы, монахини, направленные в Томский монастырь решением священноначалия. Среди насельниц большую часть составляли незамужние девушки, принимавшие решение связать свою жизнь с монастырем, в меньшей степени были представлены вдовы. В сословном отношении преобладали женщины и девушки крестьянского происхождения, а также мещанки. Однако происхождение из низших сословий не влияло на статус насельницы в общине. Он определялся не происхождением, а способностями и умениями. Особое значение имело образование, руководство монашеской общины поощряло обучение насельниц грамоте. Впоследствии такие монахини и послушницы могли служить при храме, а также преподавать в монастырском Духовном училище, работа которого являлась важной частью социального служения обители. Состав монашеской общины отличался стабильностью, средний срок пребывания насельницы в монастыре составлял 15 и более лет. Крайне редки были случаи, когда сестра покидала обитель. При этом путь от «сестры на испытании» до монахини мог занимать от 10 и более лет, что было связано с требованиями к возрасту принимающих монашеский постриг. Таким образом, духовный рост насельницы происходил в течение многих лет, сочетаясь с освоением новых навыков, умений, повышением образования. Ключевые слова: просопография, просопографический метод, списки насельниц, Томский Иоанно-Предтеченский женский монастырь, монашество, монахиня | 312 | |||||
533 | Рассматривается концепт РОДНАЯ ЗЕМЛЯ в тюркских языках Сибири (алтайском, хакасском, тувинском, якутском), в одном из обско-угорских языков – хантыйском, и в качестве сравнительного материала привлекаются монгольские языки. В отличие от русского языка, где концепт РОДИНА объединяет представления о малой родине и большой Родине как о стране, государстве, в языках Сибири концепт РОДИНА находится в процессе формирования во многом под влиянием русской лингвокультуры. В языковых картинах мира сибирских и монгольских народов родная земля предстает как идеализированное, освоенное предками физическое и сакральное пространство. Представления о родной земле связаны с рождением (земля, на которой родился; место захоронения последа), родством (определение родной земли как родителя – матери и/или отца; метафора связи с родной землей через пуповину), объектами, маркирующими «свое» пространство (река, гора, равнинное место с покосными угодьями, лес, родное стойбище, кочевье, очаг). Значимыми являются национально окрашенные качества, свойства, которыми наделяют родную землю носители данных лингвокультур (можжевельник, целебные источники, богатство флоры и фауны, изобилие населяющих родную землю людей и др.). Важным элементом является также эмоциональная составляющая исследуемого концепта, вербализованная яркими выразительными средствами, положительно характеризующими родную землю. Выделяются общие и этноспецифичные черты данного концепта в рассматриваемых языках. Так, универсальным является определение родной земли как места, где родился и вырос человек; представление о родстве человека со своей землей; сакрализация «своего» пространства; обязательное наличие водного объекта. Отмечаются некоторые общие черты между описанием Алтая в языковых картинах мира алтайцев и монгольских народов (устойчивые эпитеты ‘священный’, ‘золотой’, ‘целебный’ и др.). Уникальными являются, например, соматизмы и глаголы в разных тюркских языках, которые характеризуют родную землю как антропоморфное существо и др. Ключевые слова: тюркские языки Сибири, хантыйский язык, монгольские языки, языковая картина мира, концепт, лингвокультура, лексика | 311 | |||||
534 | В данной статье исследуется, каким образом представления коми-пермяков о душах умерших реализуются в устных нарративах, какие языковые средства активизируются в данных текстах, в какой степени русские заимствования проникают в коми-пермяцкий язык. В качестве основного метода используется контекстуальный анализ, который направлен на описание языковых особенностей, отражающих связи языка и духовной культуры коми-пермяков. Представления о душе у коми до сих пор сохраняют свою специфику: считается, что у человека существует две души – лов и орт. Первая – это «внутренняя» душа, душа-дыхание, выходящая из тела во время смерти, вторая – это «внешняя» душа-тень, двойник человека, который может стать видимым перед его смертью. У современных коми-пермяков нет четких представлений о двух формах души, хотя сохраняются нарративы о различных предвестниках смерти, в том числе и о «двойниках». В коми-зырянском языке помимо исконного слова орт в диалектах фиксируется также слово урöс: у коми-ижемцев это слово обозначает персонажа, близкого к душе орт. Лексема урöс известна также и коми-пермякам: у кочевцев она употребляется в текстах о предвестниках смерти, у обрусевших оньковцев это «привидение», появляющееся перед смертью. Душа умершего остается в доме до 40-го дня (шести недель). Она проявляет себя различными звуками, для описания которых в коми-пермяцком языке существует богатая система ономатопеических средств. Кроме того, в рассказах о проявлении души умершего встречаются и русские заимствованные глаголы со значением ‘мерещиться, чудиться’ блазни́тны, вержи́тчыны, верши́тчыны, вӧржи́тчыны, прикаша́йтчыны, а также исконный глагол казьмö́тчыны ‘напомнить о себе, дать знать о себе’, при этом последний глагол имеет более конкретное значение и употребляется также и в прямом значении. По всей видимости, основной причиной заимствования коми-пермяцким языком русских диалектных глаголов обманчивого восприятия является их абстрактный характер, отвлеченность от конкретных проявлений (чаще всего звуковых), которыми описывается появление душ умерших в коми-пермяцком языке. Ключевые слова: коми-пермяцкий язык, душа орт, душа лов, ономатопеическая лексика, мерещиться | 310 | |||||
535 | Объект внимания настоящей статьи – лексико-семантические оппозиции русского и осетинского языков. Указанные противопоставления рассматриваются с точки зрения семемной семасиологии, а именно значение (семема) описывается как некоторая целостность, вне детализации ее структуры; соответственно, анализируются семантемы, то есть состав семем одной лексемы, функционирующей в русском и осетинском языках. Основное внимание уделяется типам значений. Цель статьи – исследовать наиболее частотные оппозиции лексической семантики слов в русском и осетинском языках, представляющих активную зону межъязыковой интерференции, позволяющую утверждать, с одной стороны, сохранение важных национальных образов осетинской культуры, а с другой – ментальное влияние осетин на русскую культуру отдельного региона. В качестве источников эмпирических данных использовались толковые словари русского языка и переводные осетинско-русские лексикографические справочники; также были использованы данные, полученные путем анкетирования жителей Владикавказа. Типология лексико-семантических отношений представлена тремя основными типами межъязыковых связей, а именно отношениями эквивалентности, включения и пересечения. Особое внимание было уделено полисемичным лексемам как наиболее убедительно показывающим сходные и дифференцирующие семемы сопоставляемых семантических структур. Утверждается приоритет в семантических структурах осетинских лексем в сравнении с соответствующими русскими словами тех семем, которые свидетельствуют о сохранении важных национальных образов, присущих осетинской ментальности. Таким образом, денотативно-понятийный аппарат и коннотации осетинских лексем позволяют говорить об особенностях в миропонимании осетинского народа, что активно проявляется в лексико-семантическом сопоставлении. Представленные семантические оппозиции есть отражение общественных трансформаций, обусловленных действующей в современном социуме тенденцией к формированию российской идентичности, предполагающей отдельные относительно автономные конституенты, например идентичность национального характера. Соответственно, исследование лексико-семантических оппозиций русских и осетинских словарных единиц представляется актуальным не только в лингвистическом, но и в идеологическом аспекте, отражающем базовые ценности населения определенного российского региона. Ключевые слова: осетинский язык, семантическая оппозиция, контрастивно-семантический анализ, семема, семантема, семантическая эквивалентность, семантическое включение, семантическое пересечение, национальная идентичность | 298 | |||||
536 | Начиная с момента доместикации, лошадь играла важную роль в жизни людей. Благодаря этому событию человек стал чрезвычайно мобильным. Преодолевая длинные расстояния за относительно короткий срок, ему удалось освоить огромные территории. Конь был активно задействован человеком в хозяйственной, военной, религиозно-обрядовой и иной деятельности. Его значимость была столь велика, что он стал обязательным элементом похоронной обрядности. Лошадей хоронили вместе с умершими хозяевами, чтобы они стали для них проводниками на «тот свет» и продолжали служить им и после смерти. Архаичное сознание часто приписывало обитателям подземного мира нечеловеческой природы использование коня в качестве ездового животного. Подобные мировоззренческие представления в полной мере были присущи и хакасам. Целью данной работы является характеристика коня/лошади как религиозно-мифологического персонажа хакасов, имеющего хтоническую природу. Хронологические рамки работы ограничиваются рамками конца XIX–XX вв. Выбор таких временных границ обусловлен состоянием источниковой базы по теме исследования. В качестве источниковой базы послужили этнографические и фольклорные материалы, как опубликованные, так и вводимые в научный оборот. Среди фольклорных источников широко используются героические сказания (алыптығнымахтар), отрывки из которых впервые представлены в авторском переводе на русском языке. Ведущим в исследовании является принцип историзма, когда любое явление культуры рассматривается в развитии и с учетом конкретной ситуации. Методика исследования основана на историко-этнографических методах: пережитков (реликта), фольклорного и семантического анализа. По итогам исследования сделан вывод о том, что в культуре хакасов образ коня наделялся обширной и многообразной символикой. Он обладал статусом сакрального животного и имел прямое отношение к традиционным представлениям о смерти и потустороннем мире. Конь является проводником в потусторонний мир, а также атрибутом низших мифологических существ. Будучи хтоническим существом он наделяется рядом специфических признаков: различными телесными аномалиями, полиморфизмом, размером, сверхъестественными возможностями, связью с водной стихией и пр. Ключевые слова: хакасы, традиционное мировоззрение, миф, ритуал, конь, хтонизм, нижний мир, демон | 295 | |||||
537 | Настоящая работа посвящена выявлению особенностей репрезентации признаков сравнения, характеризующих дендронимы, в структуре компаративных тропов современного удмуртского языка. На основе анализа лингвистических материалов, представленных в электронных корпусах удмуртского языка, были установлены семантические значения стереотипных признаков сравнения, содержащих в своей структуре компонент «название деревьев», а также выявлены устойчивые смысловые контексты дендронимов в указанном языке. Как показали результаты исследования, максимальным набором семантических значений обладают лексемы бадяр ʻкленʼ и тыпы ʻдубʼ; большинство же названий деревьев используются для выражения единичных смысловых коннотаций. С точки зрения семантических характеристик компаративных тропов с дендронимами нами были выявлены следующие группы признаков сравнений, формирующих значительный фрагмент языковой и концептуальной картины мира носителя удмуртского языка: а) представления о внешности, строении тела, росте и здоровье, физических характеристиках человека: Тазалыкез тыпы кадь юн. ʻЕго здоровье крепкое как дубʼ; Вож бадяр кадь мугорыз лабрес беризьлы укшаны ӧдъяз. ʻЕго тело, напоминавшее зеленый клен, стало похоже на раскидистую липуʼ и др.; б) представления о человеке как представителе общества, носителе социальных функций: Мар со лыктэм нылмурт бордад сирпу кадь лякиське? ʻбукв. Почему эта приезжая девушка пристала к тебе как вяз (в знач. назойлива)?ʼ и др.; в) на основе анализа собранного материала было выявлено, что компаративные конструкции с дендронимами очень редко используются для репрезентации представления о характере и моральных качествах человека: Зэмос улон, кудзэ лэсьтӥськом асьмеос, кытын уло пичиос но пересьес, кызьпу кадь чеберъес но ньылпу кадь ӟукыртӥсьес. ʻНастоящая жизнь, которую мы сами строим; в которой живут дети и старики, как березы красивые и словно пихты брюзжащиеʼ. Между тем другие группы фитонимов гораздо шире представлены в компаративных конструкциях: Сямыз ӟег нянь но тӥни. ʻБукв. По характеру он ржаной хлеб (в знач. добрый)ʼ; Небӟем губи тон, Аркаш. Ас кышнодэ но кияд кутэмед уг луы. ʻТы как сгнивший гриб, Аркадий (в знач. с мягким характером). Даже свою жену не можешь держать в рукахʼ и др. На основе анализа признаков сравнения компаративных тропов, содержащих в своей структуре названия деревьев, можно сделать вывод о том, что данная группа лексических единиц имеет важный аксиологический статус, отражает многовековой жизненный опыт человека, его индивидуальные наблюдения за окружающим миром живой природы. Ключевые слова: удмуртский язык, компаративные тропы, дендронимы, фитонимы, признаки сравнения | 295 | |||||
538 | В работе, выполненной на материале татышлинского говора периферийно-южного диалекта южного наречия удмуртского языка, рассматривается семантика лексем со значениями ‘прямой’ и ‘прямо’ (например, о направлении движения). Методологически работа опирается на фреймовый подход к лексической типологии, который предполагает анализ семантики лексем на основе исследования их сочетаемостных свойств. Данные преимущественно собраны методом анкетирования в Татышлинском районе Республики Башкортостан (с. Нижнебалтачево, д. Старый Кызыл-Яр, д. Ивановка, с. Новые Татышлы, с. Старокальмиярово, также в д. Верхнебалтачево, д. Бигинеево, д. Арибаш, с. Уразгильды). Помимо этого привлекался материал экспедиционного корпуса текстов и в качестве более широкого фона материал по другим вариантам удмуртского языка, полученный преимущественно из словарей и корпусов. Учитывались и типологические обобщения, сделанные при исследовании лексем с семантикой ‘прямой’/‘прямо’ в других языках. В результате данного исследования установлено, что значения ‘прямой’ и ‘прямо’ выражаются в татышлинском говоре удмуртского языка лексемой šon'er и ее дериватом šon'erak, а также лексемой ves'ak. Проанализированы различия в дистрибуции этих лексем в контекстах, описывающих прямую линию с различными дополнительными топологическими свойствами и движение по прямой линии. Систематизированы характерные для них абстрактные контексты. Обсуждается вторичный характер развития у описанных лексем значений ‘прямой’/‘прямо’, что нетривиально с типологической точки зрения: šon'er предположительно возводится к прауральскому корню со значением ‘хороший, здоровый’ (при этом не имея явных соответствий с обозначениями прямой линии в других уральских языках), а ves'ak деривационно связывается с заимствованным из русского языка универсальным кванторным словом ves'. Квантификационная семантика является базовой для ves'ak в других рассмотренных вариантах удмуртского языка, однако для татышлинского говора она не характерна, уступая место более узкому классу контекстов прямой линии или движения по ней. Ключевые слова: уральские языки, удмуртский язык, татышлинский говор, лексическая типология, семантика, полисемия | 292 | |||||
539 | Рассмотрены и введены в научный оборот названия крупных домашних животных в старописьменном монгольском, халха-монгольском, бурятском и калмыцком языках в сопоставлении с башкирским языком и языком сибирских татар на предмет выявления общих терминов и установления их общемонгольского или общетюркского характера. Данная группа лексики относится к наиболее древним пластам словарного состава языка и в жизни народа имеет большую материально-культурную ценность. Сбор, фиксация, анализ названий домашних животных в монгольских и тюркских языках, интерпретация ее в сравнительно-сопоставительном аспекте имеют большое научное и практическое значение, но неиспользование этих терминов постепенно приводит к их утрате. Проведенный анализ позволил выявить заимствованный характер многих из этих терминов. Термины, связанные с верблюдом и крупным рогатым скотом в старописьменном монгольском, халха-монгольском, бурятском, калмыцком языках, имеют тюркское происхождение, монгольские названия лошади имеют параллельные термины в тюркских языках: азарга, хүлэг, жороо, аргамаг, агта, что говорит о тюркском влиянии на монгольские языки. Ключевые слова: халха-монгольский язык, бурятский язык, калмыцкий язык, башкирский язык, язык сибирских татар, лошадь, крупный скот, верблюд, монгольские языки, тюркские языки | 291 | |||||
540 | Основным принципом культуры общения алтайцев выступает уважение к возрасту человека, определяемого с помощью 12-летнего «животного» календаря. Расположенные во времени возрастные периоды выступают последовательными жизненными этапами человека, освещение которых составляет цель статьи. При введении источниковой базы (полевые и опубликованные этнографические и фольклорные материалы) в научный оборот был использован методический инструментарий исследования, основанный на сочетании сравнительно-исторического способа анализа с методами описания и систематизации собранного материала. Актуальность исследования состоит в том, что на фоне девальвации традиционных семейных ценностей в условиях глобализации вызывает интерес опыт отношений между поколениями у алтайцев. Выявлено параллельное использование двух-трех систем счета возраста у алтайцев – 12-ричной, 10-ричной и 20-ричной. Обращено внимание, что в алтайском языке для обозначения понятия «год» как единицы счета возраста используется слово «jаш» в отличие от года «jыл» как астрономического явления (совокупности сезонов). Определены воззрения алтайцев на возвращение «своего» года через 11 прожитых лет, причины «пережитого» века, включающего шесть календарных циклов (72 года). Описаны случаи соблюдения ритуального поведения в год «прихода» своего года, почитание животного, под знаком которого родился. Приведены возрастные определения и речевые обороты избегания называть количество прожитых лет при соблюдении числовой символики (четное число по отношению к миру живых), выступающей стереотипом мышления в традиционной культуре алтайцев. Освещено сравнение возрастных особенностей старых людей с неодушевленными и малозначащими в быту предметами (костыль, чурбан, мешалка, ступа и пр.), а не с какими-либо качествами животных (собака, белка, волк, верблюд), присущими молодым. Сделан вывод о том, что возрастные календарные периоды жизни человека представляют полярные половины: в 12, 24, 36 и 48 лет, характеризуемые возрастающей и прогрессирующей тенденцией, в 60 и 72 года, относящие к стареющей и убывающей линии. Во взаимосвязи с тремя праздниками жизни – рождение, бракосочетание и смерть – проявляется физическое вхождение и социальная пройденность жизненных периодов человеком. Ключевые слова: алтайцы, традиционная культура общения, возраст, календарь, жизненные этапы, счет возраста, полевой материал, метод непосредственного наблюдения | 290 | |||||
541 | Актуальность исследования обусловлена тем, что семантика цветообозначений якутского языка до настоящего времени не рассматривалась в ракурсе антропоцентрической направленности семантического переноса с колоративами алтайского языка. Цель работы заключается в выявлении универсального и идиоэтнического в дивергентном и конвергентном направлениях переноса у колоративов якутского и алтайского языков. Анализ семантических структур базовых колоративов в якутском и алтайском языках выявил как общие, так и национально-специфические черты. В якутском и алтайском языках у колоративов в результате дивергентного и конвергентного развития и расширения семантики возникают производно-номинативные, переносные, фразеологические значения. Новизна работы состоит в исследовании дивергентного и конвергентного направлений семантического переноса у колоративов якутского и алтайского языков. При анализе многозначности на лексическом и фразеологическом уровнях выделяются дивергентное и конвергентное направления семантического переноса у языковых единиц. Антропоцентрическая направленность семантического переноса у колоративов якутского и алтайского языков достигает своего апогея при наличии образности у фразеологических единиц (ФЕ) по сравнению с лексическими единицами в силу раздельнооформленности структурного состава и полного или частичного переосмысления компонентного состава ФЕ. Общим методом исследования является индуктивно-дедуктивный, к частным относятся метод компонентного анализа, метод фразеологической идентификации и сравнительный анализ колоративов якутского и алтайского языков. Для установления семантической структуры лексических и фразеологических единиц был использован метод анализа словарных дефиниций, приведенный в лексикографических и фразеографических источниках. Авторы приходят к выводу, что в родственных якутском и алтайском языках универсальных цветообозначений больше, чем идиоэтнических, ввиду того что оба языка входят в восточно-хуннскую ветвь тюркских языков. Дальнейшая разработка данной проблемы представляет интерес в связи с постепенным накоплением научных материалов родственных и неродственных языков. Материалы исследования могут быть использованы в теоретических курсах лекций и на практических занятиях по сравнительно-сопоставительному языкознанию. Ключевые слова: антропоцентризм, колоративы, якутский язык, алтайский язык, лексический и фразеологический перенос | 289 | |||||
542 | Рассматриваются средства выражения аблативных значений в нанийских языках: в найхинском, джуенском, горинском и бикинском диалектах нанайского языка, ульчском, уильтинском, а также в курурмийском языке. В рамках исследования был составлен список контекстов с аблативными и смежными с аблативными значениями. Исследование выполнено на базе текстовых данных из разных источников: полевых записей авторов, архивных и опубликованных текстов. Полученная база данных позволяет выявить несколько кластеров языков, значений и самих аблативных показателей. Так, на основании набора аблативных показателей можно выделить три группы идиомов: найхинский и джуенский нанайский; горинский нанайский и уильтинский, а также случайная группа из бикинского нанайского и ульчского. Курурмийский не попадает ни в одну из групп. Аблативные показатели, представленные в нанийских идиомах, распадаются на следующие группы по набору выражаемых ими значений: собственно аблативные показатели, аблативно-инструментальный суффикс -ǯi, пролативные падежные показатели выражающие около-пролативные значения в аблативной зоне, и более широкий локативно-пролативный показатель -la, сочетающий около-пролативные значения и источник информации и передачи. В нанийских языках можно выявить три стабильных модели полисемии внутри аблативной зоны: центральные аблативные значения, около-пролативные значения, физическую и метафорическую передачу. Наконец, языки делятся на два кластера по дистрибуции средств выражения внутри аблативной зоны: первая группа включает в себя найхинский и джуенский нанайский, кур-урмийски и, возможно, бикинский нанайский; второй кластер формируют уильтинский и ульчский. Горинский нанайский выделяется среди всех нанийских идиомов. Ключевые слова: тунгусо-маньчжурские языки, нанийские языки, нанайский язык, ульчский язык, уильтинский язык, кур-урмийский язык, аблатив | 285 | |||||
543 | На основе анализа разрозненных этнографических данных, а также полевых материалов автора рассматривается использование снега в хозяйственной деятельности и некоторых социокультурных практиках якутов в течение середины XIX–XXI вв. Методологической основой исследования послужили принципы, заложенные в криософии и антропологии холода, предполагающие позитивное восприятие холода и сопутствующих ему криогенных процессов и явлений, а также повышенное внимание к анализу роли криогенных ресурсов в жизни северных сообществ. Источниками разработки темы стали документы из фондов Государственного архива Иркутской области, Научного архива СО РАН, Санкт-Петербургского филиала Архива РАН, Рукописного фонда Архива ЯНЦ СО РАН2, сведения, почерпнутые в научной литературе, а также материалы, аккумулированные в ходе экспедиционных работ 2017–2023 гг. в Амгинском, Олекминском, Среднеколымском, Таттинском и Хангаласском административных районах Якутии. В результате проведенной работы установлено, что снег являлся источником получения питьевой и технической воды, служил средством утепления жилых и хозяйственных построек, а также чистки вещей. Снег нашел широкое применение в хозяйственных практиках представителей этноса: охотничьем деле, рыбном промысле, земледелии, ското- и коневодстве, а также при обеспечении транспортных связей. Выявлен ряд этнических особенностей использования снега. В частности, якуты не применяли его в строительных целях. Вместе с тем аласный тип расселения представителей этноса и их тяготение к озерам обусловили формирование ряда уникальных традиционных зимних практик, опирающихся на использование снега. Отмечено, что с течением времени, социально-экономическим, культурным и технологическим развитием снег как ресурс для обеспечения жизнедеятельности представителей якутского этноса в целом стал утрачивать свои позиции. Представлен вывод о том, что современный этап, наряду с сохранением ряда из отмеченных хозяйственно-бытовых приемов, характеризуется актуализацией значения снега в целом криогенных процессов и явлений в качестве ресурса, способствующего повышению туристической привлекательности Якутии. Ключевые слова: антропология холода, коренные народы Арктики, якуты, Якутия, криогенные ресурсы, снег, хозяйственная деятельность, социокультурные практики | 284 | |||||
544 | Статья посвящена визуальной фиксации традиционной культуры кетов – одного из малочисленных народов Красноярского края. Рассматривается история рисунков (на примере иллюстрации из книги И. Г. Георги) и фотосъемок кетов, начиная с экспедиций В. И. Анучина (1905–1909) и Ф. Нансена (1913) и вплоть до экспедиций А. П. Дульзона (1950–60-е гг.), даются ссылки на фонды в архивах и онлайн-коллекции музеев, где хранятся фотоколлекции. Описываются пятнадцать обнаруженных в открытых источниках и архивах кино- и видеофильмов о кетах, снятых в 1978–2021 гг., производится их анализ с позиций визуальной антропологии. Показаны места съемок, имена и фамилии носителей кетского языка, появляющихся на экране, проанализирован видео- и звукоряд фильмов, особенности режиссуры и авторской позиции по отношению к перспективам развития (или угасания) кетского языка и кетской традиционной культуры в целом. Рассматриваются также собственные полевые видеоматериалы автора, полученные в ходе экспедиций к кетам в 2004–2005 гг. Все рассмотренные фильмы представлены в таблице, содержащей год выпуска, хронометраж, имя режиссера и название студии, изготовившей фильм, язык (русский, кетский и т. д.), ссылку на фильм либо на его трейлер или аннотацию в открытых источниках в сети Интернет. Автор приходит к заключению, что, несмотря на относительную обделенность вниманием со стороны кинематографистов по сравнению с соседними народами (ненцами, эвенками и селькупами), кетская культура все же получила свою репрезентацию на экране. Делается вывод о необходимости дальнейшего исследования фото- и видеофонда, посвященного кетскому языку и культуре с позиций визуальной антропологии с привлечением данных домашних фото- и видеоархивов информантов. Статья может быть интересна для этнологов, фольклористов и специалистов по визуальной антропологии. Ключевые слова: фотография, киносъемка, видеосъемка, кеты, визуальная антропология | 281 | |||||
545 | В статье рассматриваются исторические процессы формирования особого этнического сообщества на севере Пуровского района ЯНАО. Его основой стали коренные тундровые ненцы и пришлые коми-ижемцы. Ненцы, проживавшие в низовьях р. Пур, известные русским первопроходцам с XVII в., долгое время сопротивлялись обложению их государевым ясаком и строительству опорных пунктов на берегах Тазовской губы. Постепенное умиротворение ненцев и упорядочение сбора ясака привело к почти полному забвению русскими низовий Пура и превращению этой территории в «медвежий угол». Только развитие рыбодобывающей промышленности во второй половине XIX в. возобновило интерес власти к этой территории. Большинство ненцев нанимались в рыболовные артели, оставляя своих немногочисленных оленей в сборных стадах. Такая бурная деятельность рыбопромышленников сказалась на сборе ясака и привела к упадку здешнее оленеводство. В советское время для возрождения оленеводческого хозяйства в низовьях Пура были предприняты исключительные меры. Сюда были добровольно-принудительно переселены раскулаченные коми-ижемцы из западных районов Ямальского и Ханты-Мансийского округов и построен административный центр с. Самбург. Активные и предприимчивые коми-ижемцы принесли с собой в низовья Пура наработанные десятилетиями прогрессивные методы выпаса оленей. Постепенно новые навыки ведения прибыльного хозяйства перенимали у коми-ижемцев местные ненцы-оленеводы. По мере сближения представителей двух народов происходил обмен отдельными элементами традиционной культуры. Сильнее оказалось влияние коми-ижемцев. Появились смешанные ижемско-ненецкие семьи. Ненцы усваивали коми-ижемский язык. Женщины из смешанных семей перестали шить традиционные шубы-ягушки и перешли на ижемские малицы, отличающиеся от мужских только капюшоном из белого оленьего меха. Сегодня процессы урбанизации и промышленное освоение земель в низовьях Пура оказывают влияние на повседневную жизнь самбургских оленеводов и рыбаков. Несмотря на это, ненцы и коми-ижемцы продолжают вести традиционное хозяйство и сохраняют уникальную культуру, приспосабливаясь к новым условиям. Ключевые слова: ненцы, коми-ижемцы, низовья Пура, Самбург, межэтнические контакты, оленеводство | 280 | |||||
546 | Исследуются свойства субъектов причастий на -(e)m (в рамках их употребления в конструкциях с сентенциальными актантами) в татышлинском говоре удмуртского языка. Материал для исследования был собран методом анкетирования в ходе лингвистических экспедиций ОТиПЛ МГУ в Татышлинском районе Республики Башкортостан в 2022–2023 гг. Одним из ключевых аспектов исследования является синтаксический статус немаркированных субъектов, входящих в состав причастной конструкции. В исследовании Е. Георгиевой такие субъекты в удмуртском и ряде других языков интерпретируются как инкорпорированные именные основы. На основании ряда свойств, которые демонстрируют немаркированные субъекты в конструкциях с сентенциальными актантами в татышлинском удмуртском, можно сделать вывод, что подход с инкорпорацией неприменим к собранному материалу. В частности, немаркированные субъекты способны модифицироваться прилагательными, числительными и указательными местоимениями. Также обращается внимание на связь между свойствами немаркированного субъекта и синтаксической позицией сентенциального актанта. Считается, что если сентенциальный актант занимает позицию подлежащего или прямого дополнения, то его немаркированный субъект остается беспадежным и представляет собой малую именную группу; в остальных случаях немаркированный субъект сентенциального актанта является полной именной группой и имеет падеж – номинатив. Во-первых, если сентенциальный актант занимает позицию подлежащего или прямого дополнения, то в нем в качестве немаркированных субъектов не могут выступать личные местоимения, имена собственные и одушевленные существительные, обозначающие людей; однако подобное для других сентенциальных актантов разрешается. Во-вторых, при сентенциальных актантах, не занимающих позицию подлежащего или прямого дополнения, немаркированный субъект способен присоединять именную морфологию. В-третьих, немаркированные субъекты при сентенциальных актантах, занимающих позицию подлежащего или прямого дополнения, ограничены в возможности отделяться от причастия, в отличие от немаркированных субъектов в других сентенциальных актантах. Ключевые слова: сентенциальный актант, немаркированный субъект, удмуртский язык, татышлинский говор, малая именная группа | 279 | |||||
547 | Фольклорные тексты и этнографические описания являются важнейшей основой для моделирования картины мира, прежде всего для бесписьменных и младописьменных народов. В качестве одной из стратегий моделирования картины мира предлагается междисциплинарный ситуационный подход, объединяющий методы и ресурсы различных дисциплин. Суть междисциплинарного ситуационного подхода заключается в том, что фольклорные и этнографические тексты анализируются на наличие этнолингвистических ситуаций, компоненты которых выявляются и интерпретируются с использованием методологического аппарата лингвистики, фольклористики и культурологии. Язык способствует детальной интерпретации смысла ситуации и помогает устанавливать границы. Каждая этнолингвистическая ситуация предполагает участников и основана на их активности, т. е. определенном действии, придающем смысл. В фольклоре этнолингвистическая ситуация соотносится с мотивом, понимаемым как сегмент-событие, относительно самостоятельный, завершенный и относительно элементарный сегмент повествования. Мотив выступает как организующий момент сюжетного движения и привносит свой смысл в содержание сюжета, а также является отличительной чертой или доминирующей идеей литературного произведения. Объединяя данные из разных дисциплин для понимания этнолингвистической ситуации, мы получаем особую междисциплинарную единицу, которая позволяет максимально широко интерпретировать фольклорные или этнографические данные, а также моделировать картину мира на их основе. Целью исследования является апробация междисциплинарного ситуативного подхода для интерпретации картины мира народов Сибири на примере нескольких ситуаций конфликта в фольклоре селькупов и хантов. Этнокультурный анализ компонентов ситуации позволяет выявить детали, важные для дальнейшего типологического исследования фольклора сибирского ареала. Ключевые слова: междисциплинарный подход, этнолингвистическая ситуация, фольклор селькупов и хантов, картина мира | 277 | |||||
548 | Целью публикации является обобщение результатов предварительного обследования коми-зырянско-русского словаря, обнаруженного в составе недавно открытого русского рукописного сборника XVII в. Исследование проведено на материале оцифрованного оригинала словаря, факсимильное издание которого планируется в общей монографии, посвященной новооткрытому сборнику. При анализе текста словаря были использованы традиционные методы общего языкознания и текстологии, а также отечественной исторической науки и некоторых вспомогательных исторических дисциплин. Внимание акцентируется на одном фрагменте памятника, а именно зырянско-русском денежном счете, который рассматривается в контексте исторического состояния финансовой системы и денежного обращения в России XVI–XVII вв. В статье дано описание структуры денежного счета, его элементов и денежных сумм, которые подвергнуты первичной обработке и систематизации. Предложена авторская интерпретация «коми денег», выраженных в национальных счетно-денежных терминах (ур ‘копейка’, шайт ‘рубль’) и их стоимостного соотношения с единицами русской денежной системы (денга, алтын, рубль, полтина и др.). Перечень денежных единиц в составе зырянского словаря позволяет дополнительно верифицировать его хронологические параметры. Структура денежного счета и номенклатура русских денежных единиц, а также соотношение их значений, отчасти визуализирующиеся через коми текст, подтверждают связь памятника со сложным периодом в истории Российского государства, каким был практически весь XVII в., но особенно период правления царя Алексея Михайловича. Картина бессистемности в количественном выражении денежных сумм в коми и русской частях словаря, особенно в ряду алтына, ассоциируются с состоянием финансовой системы периода денежной реформы 1654–1663 гг., когда в одновременном обращении длительное время были старые серебряные денги и новые серебряные и медные монеты разных достоинств с принудительным курсом. Материал словаря требует дальнейшего изучения, так как представляет интерес не только для коми и русской исторической лексикографии, но и исторических исследований в области денежного обращения России. Ключевые слова: историческая лексикография, памятники письменности, коми-зырянский язык, денежный счет, финансовая система России XVII века | 274 | |||||
549 | Статья посвящена комплексному изучению лексики, обозначающей общие и обобщенные названия пищи в селькупском языке, которая до сих пор не подвергалась лингвистическому описанию. В ходе исследования были выявлены и систематизированы лексемы, являющиеся общими или обобщенными названиями пищи, уточнен период их формирования, проведен морфосинтаксический анализ лексем, исследована их словообразовательная активность, определена способность к семантической деривации, выявлена внутренняя форма сложных и составных лексических единиц, обозначающих общие и обобщенные названия пищи и их дериватов, проанализированы устойчивые словосочетания с компонентом, обозначающим общее и обобщенное название пищи, проведен контекстуальный анализ общих и обобщенных названий пищи на материале бытовых текстов. Автором использовались такие методы исследования, как описательный, сравнительно-исторический, метод компонентного анализа, квантитативный, в качестве дополнительных – сравнительно-сопоставительный и интерпретации. Источниками материала послужили словари селькупского языка. Провести комплексный анализ позволили труды ведущих лингвистов по этимологии, фонетике и грамматике селькупского языка. В результате проведенного исследования выявлено, что общие и обобщенные названия пищи в селькупском языке восходят к глагольной основе *ǝm- ‘есть’ общесамодийского периода формирования. На синхронном уровне в селькупском языке выявлено 26 диалектных вариантов общих и обобщенных названий пищи. Они обладают разными морфосинтаксическими структурами: простые непроизводные (10), простые производные (14), составные наименования (2). Рассматриваемые лексемы обладают полисемией, основанной на метонимическом переносе. От основы *ǝm- ‘есть’ образованы также имена существительные (9) и составные названия (13), которые используются для обозначения предметов и явлений, напрямую или косвенно связанных с пищей. Большая часть имен существительных представлена простыми производными лексемами (7), однако выявлено одно сложное слово и одно слово, образованное посредством конверсии. Составные названия могут быть двухкомпонентными (11) или трехкомпонентыми (2) и состоять из имени прилагательного или наречия и имени существительного. Ключевые слова: обобщенные названия пищи, селькупский язык, структурно-семантический анализ, индигенный язык, полисемия | 274 | |||||
550 | Статья посвящена малоисследованной теме – современным представлениям о смерти и погребально-поминальной обрядности якутов. Материал собирался в течение последних 10 лет на территории Центральной Якутии в ходе археологических и этнографических экспедиций. Основная цель работы – постановка проблемы изучения смерти в современной якутской культуре и введение в научный оборот полевого материала. Современные правила и традиции погребально-поминальной обрядности являются результатом напластования ранних языческих, христианских и поздних советских традиций, но проявляют большой консерватизм. Сохраняется страх смерти и мертвецов, особенно умерших «плохой» смертью. Условия смерти и элементы погребальной обрядности остаются неким обозначением «хорошей» жизни человека. На современном этапе традиционные показатели «хорошей» жизни дополняются карьерным успехом, общественным авторитетом и материальным достатком. Подтверждением этого служит «легкая» смерть, добротные надмогильные сооружения, количество гостей поминальной трапезы и др. Сохраняется стремление правильно выполнить весь цикл погребально-поминальной обрядности, обеспечив тем самым упокоение души умершего и безопасность живых близких. При этом выявлены локальные отличия внутри Центральной Якутии в подсчете срока от факта смерти до погребения, распоряжения личными вещами и в составе поминальной трапезы. Представленная интерпретация мытарства души ийэ-кут на пути к миру предков является отголоском сценария идеальной жизни скотовода – наличие семьи и потомства, разведение конного скота со всеми аспектами хозяйства от участия в скачках до кумысного праздника. Современный погребальный обряд якутов несет в себе информационный потенциал и может служить источником по изучению самоидентификации и разных аспектов культуры. Ключевые слова: погребальный обряд, традиция, смерть, страх смерти, душа, сценарий жизни, скотоводство | 272 |